Соколиная охота - [2]

Именно на противостоянии язычеству и сделал бек Карочей упор в разговоре с римским понтификом. Папа Евгений, худощавый, невысокого роста человек, сочувственно выслушал жалобы заезжего бека на бесчинства, творимые в отношении хазарских купцов волхвами и наместниками князька Славомира, объявившего себя каганом Севера, и даже пообещал содействие в борьбе с обнаглевшими язычниками, однако в голосе понтифика не хватало уверенности. Большие выразительные глаза папы Евгения были подернуты влагой, а на испещренном морщинами лице лежала печать глубокой озабоченности и печали.

Визит можно было бы счесть успешным, но Карочей отлично понимал, что слов папы недостаточно для того, чтобы уважаемые рабби могли чувствовать себя в безопасности в городах франкской империи. Требовалось заручиться поддержкой императора Людовика и его неугомонных сыновей. Увы, с дарами императору Людовику бек Карочей запоздал. Император франков скончался почти месяц назад в одном из своих многочисленных замков. Горестная весть только сегодня поутру долетела до Рима. Этим и объяснялся слегка растерянный и печальный вид папы Евгения, как сказал беку любезный монсеньор Николай.

– Примите, монсеньор, глубочайшие соболезнования по поводу кончины одного из величайших владык ойкумены, – склонился в поклоне Карочей.

Секретарь папской курии, невысокий, слегка полноватый человек, необычайно подвижный для своего возраста, соболезнования принял, но в его насмешливых карих глазах не было и тени той печали, которой был охвачен папа Евгений. Судя по всему, монсеньор Николай не был огорчен смертью императора и строил далеко идущие планы в отношении его преемника императора Лотаря.

Ситуацию хазарскому беку окончательно прояснил уважаемый Варнерий, влиятельный римский финансист, с которым Карочея познакомил все тот же падре Доменик. Римлянин и хазар довольно долго присматривались друг к другу, но в конце концов пришли к согласию, в основе которого лежала обоюдная выгода. Уважаемому Варнерию срочно нужны были средства, а бек Карочей как раз располагал необходимой суммой в пятьдесят тысяч денариев. Разумеется, скиф не собирался выбрасывать серебро на ветер, о чем без обиняков заявил собеседнику. Варнерий оценил деловую хватку пришлого степняка и заверил уважаемого бека, что никогда не стал бы предлагать столь разумному и опытному человеку зряшного дела, не сулящего большой выгоды.

– Император Людовик, да попадет его душа в рай, разделил империю на две равные части, одну из которых отдал под власть своему любимцу, юному Карлу, а вторую – старшему сыну Лотарю, с условием, что тот будет покровительствовать младшему брату.

– Опрометчивое решение, – задумчиво отозвался Карочей, выслушав уважаемого господина Варнерия.

– Я совершенно с тобой согласен, почтенный бек, – кивнул римский финансист. – Ибо ни один уважающий себя правитель не будет соблюдать договоренности с человеком, покинувшим наш суетный мир.

– Юный Карл настолько слаб? – Карочей с интересом принялся рассматривать изящный столик, отделанный резной костью, за который пригласил его уважаемый Варнерий.

Столик был заставлен различными яствами, о которых скиф имел весьма смутное представление, ибо римское кулинарное искусство было для него тайной за семью печатями. Тем не менее он отметил мастерство ювелиров, украсивших затейливой резьбой золотые блюда и кубки, выставленные на стол гостеприимным хозяином.

– Да, пожалуй, кроме матери, Юдифи, и деда, графа Вельпона, юнцу опереться будет не на кого. Ты в курсе, почтенный, что Юдифь из рода Меровингов не пользуется уважением со стороны своих пасынков, Лотаря и Людовика, которые считают ее колдуньей. Очень может быть, что не без оснований. Во всяком случае, она имела большое влияние на мужа и использовала его на благо собственному сыну и во вред пасынкам. Дошло до того, что император Людовик лишил удела внука Пипина и передал процветающую Аквитанию сыну Карлу. Такое не прощается.

– Ты прекрасно владеешь славянским языком, уважаемый Варнерий, – польстил хозяину Карочей. – Если не секрет, откуда такие познания?

Римлянин с удивлением глянул на скифа, хотя чему, казалось бы, здесь удивляться. Менее всего бек Карочей рассчитывал услышать в Вечном городе привычную с детства речь и волновался по поводу надежности прихваченных из Хазарии толмачей. А тут вдруг выясняется, что и папа Евгений, и монсеньор Николай, и даже уважаемый Варнерий вполне способны понимать речь пришлого хазара без переводчика.

– Так ведь лангобарды те же славяне, почтенный бек. Их язык далеко не новость для Рима, не говоря уже о том, что мне приходится иметь дело и с варенгами, которые после разгрома аварского каганата Карлом Великим беспрепятственно проникают и в Рим, и в Византию. Хорошо, правда, что проникают с товаром, а не с мечом. Ведь в свое время их предки-вандалы разорили Рим почти подчистую, да и твои, почтенный скиф, тоже доставили нам немало хлопот. Великий Рим пал под ударами варваров, и ты, бек, видишь лишь тень его былого величия.

– Не будем считаться обидами, уважаемый Варнерий, – примирительно заметил Карочей. – Прошлое не должно мешать настоящему и будущему.