Сокол против кречета - [4]

— Ты ищешь его? — вместо ответа спросил человек в черном, и в его руках, как по мановению волшебной палочки, оказался стилет, уже извлеченный из ножен.

Хан сглотнул слюну и молча кивнул в ответ. Крикнуть нукерам, чтобы убрали наглеца, он почему-то не мог — горло перехватило, что-то невидимое властно сжимало его и не давало вымолвить хоть слово. Бату внезапно ощутил непонятную тяжесть в желудке и колющую боль в груди. Человек неторопливо провел большим пальцем по острому лезвию и удивленно посмотрел на густые, почти черные капли крови, выступившие из образовавшегося пореза.

— Это хороший нож, — похвалил он. — И лезвие у него тоже хорошее. Во всяком случае, острое. Хотя я видывал получше и поострее.

Он присел перед ханом на корточки и дружелюбно, можно сказать, доверчиво, протянул ему стилет.

— Нам надо поговорить, — предложил человек. — Если хочешь, мы можем сделать это здесь, а можем и поехать ко мне.

— Нам не о чем с тобой говорить, — обрел наконец дар речи Бату.

Вновь обретенный стилет придал ему спокойствия и уверенности.

— Я думаю, что нехорошо брать без спроса чужие вещи. Вечное Небо тебя непременно за это покарает, и очень скоро, — проворчал он, бросив взгляд на порезанный палец своего собеседника.

— Но оно же не карает тебя, когда ты без спроса берешь чужие города, насилуешь чужих женщин, а твои воины по твоему повелению отнимают чужие жизни, — удивился человек. — Неужто, терпя все это, оно покарает меня за сущую безделицу, тем более что я не украл твой нож, а вернул его тебе и сделал это добровольно?

— Ты можешь говорить что угодно, — великодушно разрешил хан. — Я позволяю тебе это. Что же до меня, то я беру не чужое, а свое, по праву воина и победителя. — Он немного замялся, но затем нашел еще более весомый аргумент в свою защиту: — К тому же я — любимец Вечного Неба, которое бережет меня для великих дел, — вспомнил он слова своего мудрого наставника Субудая, которые тот не раз говорил ему, многозначительно указывая пальцем на закат солнца.

— Любимец богов и отверженный богами. Это интересно, — задумчиво произнес человек в черном, размышляя о чем-то своем, и криво усмехнулся.

— Что ты там бормочешь? — подозрительно спросил Бату.

— Я говорю, что юный воин-хан и мудрый волхв могут найти общий интерес. Если мы с тобой объединимся, то навряд ли отыщутся силы, которые смогут помешать нам осуществить все, что мы захотим, — ответил тот.

— Твоя речь мутна, как воды Сейхуна[17], и извилиста, как путь змеи в траве, — заметил хан. — Ты говоришь многое, но не сказал ничего.

— Я поясню, — успокоил его человек в черном.

— Зачем мне тебя слушать? — возразил Бату. — Ты глуп, говоришь о великих свершениях, а сам не знаешь, какой малый срок для оставшейся жизни отвело тебе Вечное Небо.

— Это не так, — спокойно ответил его собеседник. — Я и впрямь не знаю, сколько лет отвела мне судьба, но поверь, что ни завтра, ни послезавтра я не умру. К тому же ты давно не освежал лезвие, и яд уже выдохся. Хотя… на пару человек его еще должно хватить, — произнес он, подумав.

— Я не знаю, откуда ты слышал о яде, но понимаю, что был не прав, назвав тебя глупцом, потому что ты глуп вдвойне, — фыркнул молодой хан. — Если, как ты утверждаешь, его должно хватить еще на пару человек, то тем более хватит для тебя самого.

— Хорошо, — решительно кивнул человек в черном. — Тогда просто выслушай меня, и я уйду, как ты говоришь, умирать. У тебя будет время подумать над моими словами, а когда через три дня я приду к тебе — ты дашь мне ответ.

Через полчаса Бату, внимательно все выслушавший, но по-прежнему недоверчиво поглядывающий на своего собеседника, сказал:

— Ты похож на белых шаманов с крестами на груди. Они тоже обещали мне много радостей и счастья, но лишь тогда, когда я умру. — И усмехнулся: — Глупцы. Зачем мне их рай, если там не будет моих воинов и врагов, которых можно убивать?

— Я обещаю тебе все это еще при жизни, — напомнил человек в черном.

— Да, в этом ты поумнее, чем они, — согласился хан. — Право же, мне будет немного жаль, когда ты умрешь. Я люблю послушать занятные сказки.

— Это не сказки, — не согласился его собеседник. — Так будет на самом деле. Я помогу тебе, а ты — мне. Но я не тороплю тебя. Три дня — хороший срок, чтобы сложное превратилось в простое.

— А если больше? — полюбопытствовал Бату.

— Тогда, следуя неизменному закону круговорота, который справедлив применительно ко всему, даже к мыслям и словам, простое вновь начнет превращаться в сложное. Ты можешь запутаться, — быстро ответил человек в черном.

— Ты уже ухитрился меня запутать, — мрачно сознался юный хан. — Ты играешь со своими словами, как маленькие лисята с мышью, которую приносит им мать. Я доволен тем, что ты уходишь и что я больше никогда не увижу тебя живым.

Но он ошибался. Ровно через три дня юный хан, проснувшись, вновь увидел человека в черном, терпеливо ожидающего его пробуждения. Было не похоже, чтобы он накануне умер, ибо нежить не может кривить губы в насмешливой улыбке. Те, кого похоронили без соблюдения должных обрядов, вообще не могут улыбаться. Они пьют кровь молча, а скалят рот лишь для того, чтобы обнажить свои острые длинные клыки.