Соглядатай - [8]
Только надежда на столь баснословные барыши могла заставить Матиаса пуститься в это путешествие, не предусмотренное его планами исследования рынка; на самом деле две трехчасовые поездки морем ради посещения острова таких скромных размеров – от силы две тысячи жителей, – куда его не влекло ничто иное: ни друзья детства, ни какие бы то ни было воспоминания, – были слишком обременительны и связаны с неоправданной потерей времени. Дома на острове были так похожи друг на друга, что у Матиаса даже не было уверенности, узнает ли он среди них тот, где родился (если это было действительно там) и где провел почти все свое детство.
Его уверяли, что за тридцать лет на острове ничего не изменилось, но порой бывает достаточно пристроить к коньку крыши еще один скат или подновить фасад, чтобы дом стал неузнаваемым. Но даже если предположить, что все до мельчайших деталей осталось таким, каким было до того, как он отсюда уехал, приходилось еще считаться с расплывчатостью и неточностью его собственных воспоминаний, к которым он, по опыту, давно научился относиться с недоверием. Но еще больше, чем реальных изменений в обстановке или неясностей – которых, впрочем, было так много, что это в большинстве случаев мешало нарисовать мысленный образ, – ему следовало остерегаться точных, но ложных представлений, которые то тут, то там могли вытеснять былые камни и былые земли.
В конечном счете все дома на острове были похожи друг на друга: низкая дверь, с двумя квадратными окошками по бокам, и то же самое с другой стороны дома. От двери к двери дом был разрезан пополам вымощенным плиткой коридором, который разделял четыре помещения на две симметричные группы: с одной стороны – кухня и спальня, с другой – вторая спальня и запасная комната, которая служила то гостиной, то столовой для особо торжественных случаев, а то и своего рода кладовкой. Кухня и спальня в ближней части дома, со стороны дороги, были освещены солнцем по утрам; стало быть, их окна были обращены на восток. Две другие комнаты, в дальней части дома, окнами выходили непосредственно на скалистый обрыв – триста метров голых холмистых лугов, которые справа волнами подходили к полукруглому вырезу залива. Зимние дожди и западные ветры нещадно били в окна; и только в тихую погоду можно было оставить ставни открытыми. Весь день он провел, устроившись за массивным столом, задвинутым в оконную нишу, и рисуя морскую птицу, которая села на один из столбов ограды в конце сада.
Ни расположение, ни ориентация местности не были достаточны для ее определения. Что же касается скалистых обрывов, вокруг всего острова они были одинаковыми, равно как и на побережье с противоположной стороны. Волны холмистых лугов и полукруглые заливы были похожи, точно камешки гальки вдоль пляжей или серые чайки между собой.
К счастью, Матиаса это мало заботило. Он не собирался разыскивать ни дом на краю холмистых лугов, ни птицу на столбе. Накануне он аккуратнейшим образом собрал сведения о позабытой им топографии острова и его жителях только ради того, чтобы определить наиболее удобный круговой маршрут и уяснить, с чего следует начать разговор, чтобы быть принятым в тех домах, возвращение в которые, как предполагалось, доставляло ему столь понятное удовольствие. Дополнительное же усилие в проявлении сердечных чувств, и в особенности воображения, которого требовало данное предприятие, могло принести необычайно большое вознаграждение в форме пяти тысяч крон прибыли, которое он рассчитывал получить.
Эти деньги были ему очень нужны. Вот уже около трех месяцев уровень продаж оставался ниже нормы; если дела не поправятся, в ближайшее время ему придется сбыть весь свой товар по низким ценам – может быть, даже в убыток – и подыскивать себе новую работу. Среди представлявшихся ему выходов из такого положения весьма значительное место занимало непосредственное исследование рынка на этом маленьком острове. Восемнадцать тысяч крон наличными в данный момент значили гораздо больше, чем тридцатипроцентная доля, которую он получал в качестве прибыли: он не станет сразу же покупать вместо проданных новую партию часов, и таким образом эта сумма позволит ему переждать до лучших времен. И если этот приоритетный участок не сразу оказался включенным в его рабочие планы, то, конечно же, лишь потому, что он хотел сохранить его на черный день, предвидя, что наступят трудные времена. Теперь же обстоятельства вынуждали его совершить это путешествие, которое, как и следовало ожидать, оказалось связанным с многочисленными трудностями.
Пароход отправлялся в семь утра, поэтому Матиасу пришлось встать раньше обычного. На автобусе или по местной железной дороге он почти всегда выезжал из города около восьми. Кроме того, он жил совсем рядом с вокзалом, но очень далеко от порта, и туда не шел ни один городской автобус. С тем же успехом можно было проделать весь путь пешком.
В этот утренний час в квартале Сен-Жак было безлюдно. Проходя по небольшой улочке, которую Матиас счел короткой дорогой, он как будто услышал стон – довольно слабый, но раздавшийся, казалось, так близко, что он обернулся. Рядом не было ни души; и впереди, и позади него улочка была пуста. Он собирался уже продолжить свой путь, как вдруг над самым его ухом отчетливо раздался второй точно такой же стон. В этот миг справа от себя, на расстоянии вытянутой руки, он увидел окно первого этажа, в котором горела лампа, хотя на улице было уже совсем светло и дневной свет мог беспрепятственно проникать внутрь сквозь простую тюлевую занавеску, висевшую за оконными стеклами. Комната и в самом деле казалась скорее просторной, а единственное окно в ней было весьма небольшим – метр в ширину и чуть больше в высоту; такое окно с четырьмя одинаковыми, почти квадратными стеклами подошло бы скорее для какой-нибудь фермы, чем для этого городского здания. Внутреннюю обстановку было трудно разглядеть из-за складок на занавеске. Можно было увидеть лишь то, что ярко освещалось электрическим светом в глубине комнаты: ламповый абажур, в виде усеченного конуса – ночник, – и более расплывчатые очертания неприбранной кровати. Виднелся силуэт слегка наклонившегося над кроватью мужчины, с поднятой к потолку рукой.
Лидер «нового романа» Ален Роб-Грийе известен также своими работами в кино. Он написал сценарий знаменитого фильма «Прошлым летом в Мариенбаде» и поставил как режиссер «Трансъевропейский экспресс», «Человек, который лжет», «Рай и после», «Игра с огнем» идругие фильмы. Литература и кино в творчестве Роб – Грийе словно переходят друг в друга: в своих романах он использовал элементы кинематографического мышления, а его кино является продолжением литературных экспериментов.
1949 год. Специальный агент французской секретной службы Анри Робен направляется в Берлин с таинственной миссией: наблюдать за убийством, которое должно произойти на одной из площадей полуразрушенного города. На вокзале он мельком видит своего двойника. В истории, которую рассказывает Робен, появляется все больше странных деталей, и на помощь приходит безымянный следователь, корректирующий его показания.Роман-лабиринт знаменитого французского писателя Алена Роб-Грийе – прихотливая игра, полная фальшивых коридоров и обманов зрения.
Раннее творчество Алена Роб-Грийе (род. в 1922 г.) перевернуло привычные представления о жанре романа и положило начало «новому роману» – одному из самых революционных явлений в мировой литературе XX века.Роб-Грийе любит играть на читательских стереотипах, пародируя классические жанровые стандарты. В «Ревности» автор старательно эксплуатирует традиционную схему адюльтера, но не все так просто как может показаться… Тем более что французское название романа «La Jalousie» имеет двойное значение: с одной стороны – «ревность», а с другой – «жалюзи», занавеска, через которую очень удобно подсматривать, оставаясь при этом невидимым…
Раннее творчество Алена Роб-Грийе (род. в 1922 г.) перевернуло привычные представления о жанре романа и положило начало «новому роману» – одному из самых революционных явлений в мировой литературе XX века. В книгу вошли три произведения писателя: «Ластики» (1953), «Соглядатай» (1955) и «Ревность» (1957).В «Ластиках» мы как будто имеем дело с детективом, где все на своих местах: убийство, расследование, сыщик, который идет по следу преступника, свидетели, вещественные доказательства однако эти элементы почему-то никак не складываются…
Опубликованный в 1970 году парижским издательством «Minuit» роман Алена Роб-Грийе «Проект революции в Нью-Йорке» является одним из принципиальных текстов литературы XX века. В нем французский писатель впервые применяет ряд приемов, — дереализация места действия, «сериализация» персонажей, несводимая множественность фабул, — которые оказали влияние на развитие кино, литературы и философии последних десятилетий. В этом романе Роб-Грийе дополняет «вещизм» своих более ранних книг радикальным заключением в скобки субъекта, прямой наррации и дескриптивных процедур традиционного романа.Влияние новаций Роб-Грийе на современный ему культурный контекст анализируется в классических текстах Мориса Бланшо, Роллана Барта, Мишеля Фуко и в предисловии Михаила Рыклина.
Роб-Грийе нашел свой стиль уже в ранних романах, к которым относится и «Дом свиданий», опубликованный в 1961 году. Здесь пространство текста задается при помощи приемов, уже известных русскому читателю хотя бы по «Проекту революции в Нью-Йорке». Автор предлагает читателю загадку, ребус, который впоследствии оказывается вовсе и не ребусом, так как не предполагает разгадки.Герои «Дома свиданий» вынуждены вести постоянную охоту за деньгами, да и просто друг за другом. Одного из героев, по всей видимости, убивают, если только это не вымысел хозяйки увеселительного заведения, сон убийцы или бред убитого…
Наталия Хабарова — родилась в г. Караганде (Казахстан). После окончания Уральского госуниверситета работала в газете «На смену», затем в Свердловской государственной телерадиокомпании — в настоящее время шеф-редактор службы информации радио. Рассказ «Женщина, не склонная к авантюрам» — ее дебют в художественной прозе.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу включены избранные повести и рассказы современного румынского прозаика, опубликованные за последние тридцать лет: «Белый дождь», «Оборотень», «Повозка с яблоками», «Скорбно Анастасия шла», «Моря под пустынями» и др. Писатель рассказывает об отдельных человеческих судьбах, в которых отразились переломные моменты в жизни Румынии: конец второй мировой войны, выход из гитлеровской коалиции, становление нового социального строя.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Шестнадцатилетнего Дарио считают трудным подростком. У него не ладятся отношения с матерью, а в школе учительница открыто называет его «уродом». В наказание за мелкое хулиганство юношу отправляют на социальную работу: теперь он должен помогать Энди, который испытывает трудности с речью и передвижением. Дарио практически с самого начала видит в своем подопечном обычного мальчишку и прекрасно понимает его мысли и чувства, которые не так уж отличаются от его собственных. И чтобы в них разобраться, Дарио увозит Энди к морю.
«Мастерская дьявола» — гротескная фантасмагория, черный юмор на грани возможного. Жители чешского Терезина, где во время Второй мировой войны находился фашистский концлагерь, превращают его в музей Холокоста, чтобы сохранить память о замученных здесь людях и возродить свой заброшенный город. Однако благородная идея незаметно оборачивается многомиллионным бизнесом, в котором нет места этическим нормам. Где же грань между памятью о преступлениях против человечности и созданием бренда на костях жертв?