Содом и Гоморра. Города окрестности сей - [21]

Высокие напольные часы в коридоре пробили десять.

— Пойду-ка я, пожалуй, лучше спать, — сказал старик.

— Да, сэр.

Он встал:

— Что до меня, то мне это все как-то не очень нравится. Но тут уж ничего не попишешь.

— Спокойной ночи, сэр.

Высокая кирпичная стена. Таксист сопроводил его в кованые ворота, вместе по дорожке зашагали к подъезду. Как будто окружающий мрак, из которого состояли городские предместья, таил в себе опасность. Или пустынные равнины вокруг. Таксист потянул за бархатный шнурок в нише под аркой и отступил, что-то себе под нос мурлыча. Перевел взгляд на Джона-Грейди:

— Хочешь, я тебя подождать, я могу подождать.

— Да нет. Все нормально.

Дверь отворилась. Распорядительница в вечернем платье улыбнулась им и отступила, придерживая дверь. Джон-Грейди вошел, снял шляпу, женщина поговорила с таксистом, а потом заперла дверь и обернулась. Она протянула руку, и Джон-Грейди полез в задний карман. Она улыбнулась.

— Вашу шляпу, — сказала она.

Он подал ей шляпу, она жестом показала ему в сторону залы, он повернулся и вошел, приглаживая волосы ладонью.

Справа две ступеньки вверх, к бару; он по ним поднялся и прошел позади табуретов, сидя на которых мужчины выпивали и разговаривали. В мягком освещении сияющая красным деревом стойка бара, за ней бармены в коротеньких бордовых курточках и при галстуках-бабочках. В отдалении, как бы в гостиной, проститутки коротали время на диванах, крытых жаркого цвета струйчатым атласом и золотой парчой. В пеньюарах или вечерних длинных платьях — кто в пышном, кто в облегающем, — то белый шелк, то фиолетовый бархат, — с разрезами по самое некуда и в туфельках чуть ли не из хрусталя и золота, они сидели в деланых позах, старательно надувая в полутьме алые губки. Под потолком гостиной хрустальная люстра, справа помост, на нем играло струнное трио.

Он прошел к дальнему концу бара. Не успел положить руку на поручень, бармен уже тут как тут, раскладывает салфетку.

— Добрый вечер, сэр, — сказал бармен.

— Добрый, добрый. Мне «Старого дедушку»{25} и воду отдельно.

— Да, сэр.

Бармен двинулся прочь. Джон-Грейди поставил ноги на полированную бронзовую перекладину и стал смотреть на проституток в зеркале буфета. В баре сидели главным образом хорошо одетые мексиканцы, но было и несколько американцев в чересчур легких, не по сезону, цветастых рубашках. Через салон прошла высокая женщина в прозрачном платье — этакий призрак проститутки. Таракан, ползший по прилавку, добрался до зеркала, где встретил самого себя и замер.

Он заказал еще выпить. Бармен налил. Когда он снова глянул в зеркало, она сидела одна на темной бархатной кушетке, сложив руки на коленях среди разметавшихся вокруг складок платья. Не отрывая от девушки глаз, он пошарил в поисках шляпы. Позвал бармена:

— La cuenta por favor[40].

Бросил взгляд вниз. Вспомнил, что шляпу отдал распорядительнице при входе. Вынул бумажник и сдвинул по полированной столешнице пятидолларовую купюру, остальные сложил и отправил в карман рубашки. Бармен принес сдачу, он сдвинул доллар обратно, повернулся и бросил взгляд через комнату, туда, где сидела она. Она выглядела маленькой и растерянной. Сидела с закрытыми глазами, и он вдруг понял, что она слушает музыку. Он влил порцию виски в стакан с водой, стопку из-под виски поставил на стойку, взял стакан и двинулся через залу.

Размытая огнями огромной стеклянной диадемы под потолком, его нечеткая тень, должно быть, прервала ее мечтания. Она подняла на него взгляд и слабо улыбнулась накрашенными детскими губами. Он чуть было снова не потянулся к шляпе.

— Привет, — сказал он. — Ничего, если я тут присяду?

Вернувшись к реальности, она подобрала к себе складки юбки, чтобы он смог сесть рядом. Из теней у стены выступил официант и, накрыв скатертью стоявший перед ними стеклянный столик, встал в ожидании.

— Мне «Старого дедушку» и воду отдельно. А ей что захочет.

Официант кивнул и устремился прочь. Джон-Грейди обратил взгляд на девушку. Та наклонилась и снова оправила юбку.

— Lo siento, — сказала она. — Pero no hablo inglés[41].

— Está bien. Podemos hablar español[42].

— Oh, — сказала она. — Qué bueno[43].

– ¿Qué es su nombre?[44]

— Magdalena. ¿Y usted?[45]

Он не ответил.

— Магдалена, — повторил он.

Она опустила взгляд. Как будто бы звук собственного имени ее расстроил.

– ¿Es su nombre de pila?[46] — спросил он.

— Sí. Por supuesto[47].

— No es su nombre… su nombre professional[48].

Она прикрыла ладонью рот.

— Oh, — сказала она. — No. Es mi nombre proprio[49].

Он не сводил с нее глаз. Сказал ей, что уже встречался с ней в «Ла-Венаде», но она лишь кивнула и не выразила удивления. Подошел официант с напитками, он расплатился и дал официанту доллар чаевых. Свой напиток она так и не пригубила — ни сразу, ни потом. Говорила так тихо, что ему приходилось к ней наклоняться, чтобы разбирать слова. Она сказала, что на них смотрят другие женщины, но это ничего. Это они просто потому, что она здесь новенькая. Он кивнул.

— No importa[50], — сказал он.

Она спросила, почему он не заговорил с ней в «Ла-Венаде». Он сказал, это потому, что он был там с друзьями. Она спросила, может быть, у него в «Ла-Венаде» уже есть подружка, но он сказал, что нет.