Содом и Гоморра. Города окрестности сей - [2]

Бармен налил.

Подошла другая проститутка, тоже взяла Джона-Грейди за руку. Пудра на ее лице была треснутая, будто штукатурка.

— Скажи ей, что у тебя триппер, — сказал Трой.

Джон-Грейди заговорил с ней по-испански. Она все тянула его за руку.

— Билли когда-то сказал здесь это одной. А та ответила, что это ничего, потому что у нее тоже.

Он прикурил от зажигалки «зиппо третий полк» и, положив зажигалку на пачку сигарет, выпустил дым на полированный прилавок; покосился на Джона-Грейди. Проститутка заняла прежнее место на кушетке, а Джон-Грейди во все глаза уставился на что-то в зеркале буфетных полок. Трой обернулся поглядеть, на что он смотрит. На подлокотнике кушетки, сложив руки на коленях и опустив глаза, сидела молоденькая девушка — самое большее семнадцати лет, а то и меньше. Сидит, мнет в пальцах подол цветастого платьица, будто школьница. Подняла взгляд, посмотрела на них. Длинные черные волосы упали ей на плечо, и она медленно отвела их ладонью.

— А она ничего, скажи? — проговорил Трой.

Джон-Грейди кивнул.

— Так и давай, бери ее.

— Не надо за меня беспокоиться.

— Да черт тя дери, ну давай же!

— А вот и он.

Билли подошел к стойке, надел шляпу.

— Хочешь, чтобы я ее взял? — сказал Трой.

— Захочу — возьму.

— Otra vez[1], — сказал Билли.

Он тоже обернулся, окинул взглядом комнату.

— Ну же! — сказал Трой. — Давай! Мы тебя подождем.

— Это вы на ту девчушку смотрите? Бьюсь об заклад, ей нет и пятнадцати.

— Ну так а я про что? — сказал Трой.

— Возьми ту, которую только что поимел я. Скачет пятью аллюрами, или я вообще не наездник.

Бармен налил им по стопке виски.

— Она сюда вот-вот вернется.

— Не надо за меня беспокоиться.

Билли бросил взгляд на Троя. Потом повернулся, поднял стопку и посмотрел на просвет — как стоит в ней налитая до краев красноватая жидкость; поднял, выпил и, достав из кармана рубашки деньги, дернул подбородком в сторону наблюдающего за его действиями бармена.

— Все готовы? — спросил он.

— Да вроде.

— Пошли куда-нибудь, поедим. По-моему, дождь перестает. Что-то я его уже не слышу.

Прошли по Игнасио Мехиа{1} до Хуарес-авеню{2}. По сточным канавам неслась сероватая вода, а на мокрых мостовых кровавыми лужами растекались огни баров и сувенирных лавочек. Владельцы лавок наперебой зазывали к себе, отовсюду выскакивали и хватали за рукав уличные торговцы, предлагая бижутерию и одеяла-серапе. Перейдя Хуарес-авеню, двинулись дальше по Мехиа к «Наполеону», где сели за столик у окна. Подошедший официант в ливрее метелочкой обмахнул испятнанную белую скатерть.

— Caballeros? — проговорил он.

Они ели жареное мясо, пили кофе и слушали рассказы Троя о войне, потом курили и смотрели, как древние желтые такси вброд пробираются по залитым водой мостовым. По Хуарес-авеню дошли до моста через Рио-Гранде{3}.

Трамваи уже не ходили, улицы были почти свободны — как от торговцев, так и от транспорта. Сияющие во влажном свете фонарей рельсы бежали к пропускному пункту и дальше, где, впечатанные в мост, напоминали гигантские хирургические зажимы, скрепляющие эти чуждые друг другу хрупкие миры; тучи в небе тем временем сдвинулись и, уже не накрывая горы Франклина, ушли на юг, по направлению к темным силуэтам горных хребтов Мексики, ясно прорисовавшихся на фоне звездного неба. Мужчины перешли мост, по очереди протиснулись через турникет и оказались — слегка пьяные, в небрежно заломленных шляпах — уже в Эль-Пасо (штат Техас), на улице Саут-Эль-Пасо-стрит.

Когда Джон-Грейди разбудил его, было еще темно. Джон-Грейди был уже одет, успел наведаться на кухню, пообщался с лошадьми и стоял теперь с чашкой кофе в руке, откинув к косяку дерюжную занавесь дверного проема, ведущего в спальную клетушку Билли.

— Эй, ковбой, — позвал он.

Билли застонал.

— Пора идти. Зимой отоспишься.

— Ч-черт.

— Пошли. Ты уже чуть не четыре часа прохлаждаешься.

Билли сел, сбросил ноги на пол и сгорбился, обхватив голову руками.

— Не понимаю, как ты можешь так долго дрыхнуть.

— Черт тебя возьми, тебе по утрам будто кто шилом в зад тычет. А где положенный мне кофе?

— Вот еще, буду я тебе кофе носить. Давай подымай зад. Жрачка на столе.

Протянув руку, Билли снял с гвоздя над постелью шляпу, надел, выровнял.

— О’кей, — сказал он. — Я встал.

По центральному проходу конюшни Джон-Грейди двинулся к выходу во двор — тому, который в сторону дома. Пока шел, кони в денниках приветствовали его ржаньем. Знаю, отвечал он им, ваше, ваше время. В торце конюшни, пройдя мимо соломенного жгута, длинной плетью свисавшего с сеновала, он допил остатки кофе, выплеснул гущу, подпрыгнул, в прыжке хлопнул ладонью по жгуту и, оставив его раскачиваться, вышел вон.

Все были за столом, ели, когда Билли толкнул дверь и вошел. За ним вошла Сокорро, взяла поднос с крекерами, понесла к печи, там, переложив на противень, сунула в духовку и, почти сразу вынув из нее горячие крекеры, ссыпала их на поднос и подала к столу. На столе стояла миска с омлетом, другая с овсянкой, сосиски на тарелке и в плошке соус; помимо этого соленья в мисках, салат пико-де-гальо, масло и мед. Умыв над раковиной лицо, Билли принял от Сокорро полотенце, вытерся и, положив полотенце на прилавок, шагнул через свободное место на скамье к столу; уселся, потянулся за омлетом. Оторвавшись от газеты, Орен наделил его долгим взглядом и продолжил чтение.