Социально-политическая борьба в Русском государстве в начале XVII века - [2]
С. Ф. Платонов развил знаменитую схему В. О. Ключевского, согласно которой все классы русского общества последовательно входили в Смуту «в том самом порядке, в каком они лежалй в тогдашнем составе русского общества». Бояре начали Смуту, затем настала очередь дворян, позже поднялись низы.
После революции советские историки предприняли попытку критически преодолевать концепцию Смуты, разработанную В. О. Ключевским и С. Ф. Платоновым. В их работах на первый план был выдвинут фактор классовой борьбы. М. Н. Покровский писал, что Смута началась не сверху, а снизу.[12] Оценивая события начала XVII в. в рамках теории «торгового капитализма», некоторые историки пришли к выводу, что в то время в России имел место мощный взрыв классовой борьбы — «крестьянская революция», или «крестьянская война».[13] Новую трактовку получил вопрос о самозванцах, появление которых связывали теперь не с иностранной интервенцией, а с внутренними событиями. В глазах С. М. Дубровского Лжедмитрий I был казацким царем, возглавившим казацкую революцию в России.[14]
Труды Б. Д. Грекова и И. И. Смирнова открыли новую страницу в изучении событий начала XVII в. Б. Д. Греков исследовал проблему закрепощения крестьян в России в конце XVI в. и доказал что становление крепостного права подготовило почву для восстаний начала XVII в.[15] И. И. Смирнов отверг представления о самозванческом движении как проявлении казацко-крестьянской революции и. впервые всесторонне изучил восстание Болотникова. В своем фундаментальном исследовании И. И. Смирнов доказывал, что восстание Болотникова 1606–1607 гг. фактически и явилось первой крестьянской войной в России.[16]
Преодолев тезис о том, что «революция» в начале XVII в. носила непрерывный характер и связана была с выступлениями как Болотникова, так и самозванцев, ранняя советская историография в определенной мере отказалась также от цельного взгляда на Смуту как единый комплекс внутренне связанных событий.[17]
Изучение Смуты вели теперь по нескольким в значительной мере изолированным друг от друга направлениям. Наряду с трудами по истории Крестьянской войны Болотникова появились многочисленные работы о борьбе с польско-шведской интервенцией в начале XVII в.[18] В литературе впервые утвердился термин «интервенция» применительно к иностранному военному вмешательству в дела Русского государства. Самозванцы Лжедмитрий I и др. стали рассматриваться исключительно как орудие иностранных интервентов. Тем самым игнорировался факт поддержки самозванцев социальными низами, служивший проявлением классовой борьбы. Изучение политической борьбы, интервенции и классовой борьбы оказалось разъединенным.
Преодолению такого разобщенного взгляда способствовал выход в свет книги И. С. Шепелева «Освободительная и классовая борьба в Русском государстве в 1608–1610 гг.»[19] и в еще большей мере — дискуссия по проблемам первой Крестьянской войны, развернувшаяся в 1958–1961 гг. В дискуссии приняли участие А. А. Зимин, И. И. Смирнов, В. И. Корецкий и др.[20] Вступив в спор с И. И. Смирновым, А. А. Зимин высказал мысль, что Крестьянская война не прекращалась на протяжении всего периода с 1603 по 1614 г., являясь как бы стержнем всех событий того времени. Называя Лжедмитрия I игрушкой в руках польских магнатов, А. А. Зимин в то же время связывает его успех с нарастанием Крестьянской войны на южных окраинах страны и восстанием низов в Москве.[21] Периодизация первой Крестьянской войны, предложенная А. А. Зиминым, получила признание в литературе.
Первым опытом фактического обоснования новой периодизации явилась монография Д. П. Маковского, в глазах которого все события Смутного времени были лишь последовательными этапами Крестьянской войны. На первом этапе (в 1601–1603 гг.) движущими силами антифеодального движения были закрепощаемые крестьяне и беглые плебеи-наймиты, превращенные в холопов. На втором этапе решающая роль принадлежала казачеству, а также городскому бюргерству — средней и мелкой буржуазии и плебсу. Д. П. Маковский считал Лжедмитрия I вождем революционного плебса и казаков, а события начала XVII в. трактовал как раннюю форму буржуазной революции.[22] Попытка возродить концепцию Смуты, выработанную школой Покровского, однако, не получила поддержки у историков.
Значительным явлением в историографии последних лет явилась книга В. И. Корецкого «Формирование крепостного права и первая Крестьянская война в России», основанная на огромном архивном материале. Автор всесторонне исследовал социальную политику государства на разных этапах Смуты. Особое внимание он уделил восстанию Хлопка и попытке Лжедмитрия I восстановить Юрьев день в России.[23]
Анализируя движущие силы. Крестьянской войны, В. Д. Назаров сформулировал положение о главных особенностях первой Крестьянской войны. «Своеобразие России, — отметил В. Д. Назаров, — состояло в том, что объективно роль активного начала в открытой классовой борьбе, роль „идеолога“ и в известной мере организатора взяло на себя казачество», которое ходом событий раскололось на ряд соперничавших течений и «оказалось неспособным на более или менее длительное объединение угнетенных слоев города и деревни».
