Сочинения в 2-х томах. Том 2 - [9]

А когда он говорит, что абсолютное совершенство не может стать совершеннее, — сказал наставник, — я с ним соглашаюсь; в силу этого все совершенство всего совершенного есть в Боге Он сам, то есть абсолютное совершенство всего, свернуто содержащее все совершенства всех вещей. Ведь если бы имелось некое совершенство, не содержащееся в божественном совершенстве, оно могло бы быть большим и не было бы бесконечным».

Вот так, дорогой друг, наш общий наставник из предпосылки противника сделал вывод против него самого!

Затем я прочел наставнику второе заключение, сделанное противником, — о непостижимой точности — и его удивление, что она усматривается в знающем незнании, будучи непостижимой.

Тут наставник заметил: «Неудивительно, что он удивляется, так как для человека нет ничего более удивительного, чем знающее незнание, то есть умение видеть, что точность видеть нельзя, о чем выше сказано достаточно. Когда он говорит, что на этом основании невозможно знание о Боге, он говорит правильно: речь здесь идет не о науке, внушающей веру в знание того, что знать нельзя, но о знании невозможности знать.

Он делает правильный вывод, что всякое сравнение хромает. Но раз он удивляется, что в области конечных величин всегда можно найти до бесконечности более подобное, чем данное подобие, пусть он рассмотрит деление конечной линии, при котором мы не достигаем неделимой точки, хотя кажется, что мы приближаемся к ней в частях частей. Так же верен и другой вывод — о недостижимости истины в подобии».

Следом я прочел третье заключение, сделанное, по его утверждению, на основании «Ученого незнания», — о непостижимости чтойности. «Пусть она будет постижима, как он утверждает, — сказал наставник, — все же она не постигается актуально, как и Бог, в высшей степени умопостигаемый, и солнце, в высшей степени видимое. Так же из совпадения противоположностей в максимуме не вытекает этот «яд заблуждения и неверия», разрушение корня наук, первопринципа, как заключает противник. Этот принцип первый с точки зрения рассуждения (rationem discurrentem), но не с точки зрения умозрения (intellectum videntem), о чем выше.

Из того, что Бог есть все, нельзя выводить, что Он не породил все из ничего. Бог есть свернутость всякого бытия любой существующей вещи, и, творя, Он развернул небо и землю; поистине Бог есть все — свернуто, то есть в виде божественного интеллекта; поэтому Он и есть тот, кто все развертывает, творит, создает и все прочее, что об этом можно сказать.[58] Так у Дионисия.

И если были бе гарды, которые говорили так, как он пишет, то есть что они суть Бог по природе, они заслуженно подверглись осуждению, как и. Альмерик был осужден на Вселенском соборе Иннокентием III, о чем в главе «Мы осуждаем» из книг «Высочайшей Троицы»; он не имел отчетливого понимания того, что Бог есть все в свернутом виде; об его заблуждениях Иоанн Андрей приводит кое-что в «Дополнении».[59] Люди невеликого ума впадают в ошибки, когда исследуют высочайшее без научения в незнании; от бесконечного сверхпостижимого света око их ума слепнет, а они, не зная о своей слепоте, думают, что видят, словно зрячие, упорствуют в утверждениях; так идут на смерть иудеи, за буквой потерявшие дух.[60] Другие же считают этих мудрецов незнающими и заблуждающимися, когда читают у них о том, чего те не знают, особенно же когда они обнаруживают, что те тогда мнят себя знатоками, когда сами они сознают себя несведущими. Поэтому правильно увещевают все святые удалять умопостигаемый свет от этих слабых очей ума. Не для них книги святого Дионисия, Мария Викторина «К арианину Кандиду», «Ключ к природе» Феодора[61], «О природе» Иоанна Скота, «Деления» Давида Динантского, «Комментарии» брата Иоанна Мосбахского[62] на «Начала» Прокла и тому подобные книги».

И когда затем я прочел четвертое заключение и наставник услышал, что противник — якобы на основании «Ученого незнания» — говорит об единой природе образа и первообраза, наставник воскликнул: «Чушь, ерунда! Вот отвратительные выдумки бесстыдного лжеца!» И, взяв рукопись «Ученого незнания», в одиннадцатой главе первой книги прочел: «Возможность символически исследовать сами по себе непостижимые для нас духовные вещи коренится в сказанном выше: все взаимно связано какой-то — правда, для нас темной и [в точности] непостижимой — соразмерностью, так что совокупность вещей образует единую Вселенную и в едином максимуме все есть само Единое. Хотя всякий образ очевидно стремится уподобиться своему прообразу, однако кроме максимального образа, который в силу единства природы есть то же самое, что и прообраз, нет настолько равного прообразу образа, чтобы он не мог без конца становиться более подобным и равным прообразу, как уже ясно из предыдущего». Вот что там написано.

«Смотри, — сказал наставник, — то, что в согласии с Павлом говорится исключительно о единородном Сыне[63], единосущном образе Отца, этот лжец объявляет сказанным о всяком ущербном образе».

«Так пусть, — с жаром ответил я, — сгинет во тьме лживый извратитель книг. Не достоин света ненавидящий свет, что кажется мне грехом перед Духом святым».