Сочинения в 2-х томах. Том 2 - [145]

Шрифт
Интервал

Но так или иначе я вижу его из бесконечного далека в том высшем пределе, к которому тяготеет предельное совершенство и точность образа. Так, я замечаю, что действительность жизни — более подлинный его образ, [чем действительность существования]; но ведь жизнь может быть совершеннее и чище, без примеси и тени, и тогда в пределе простоты и точности я издалека вижу вечную жизнь, прообраз всякой жизни, — истинную жизнь, создательницу здешней жизни, перед которой всякая здешняя жизнь слабее, чем нарисованный огонь перед настоящим. Рассматриваю потом действительность интеллекта, который есть некое подобие своего божественного и вечного прообраза; вижу, что предел этого его живого и понимающего подобия, указывающий на точное уподобление Богу, бесконечно далек от всякой действительности нашего интеллекта, и говорю: раз все, что может существовать, существовать и жить, существовать и жить и понимать, не есть настолько точный образ вечного прообраза, насколько требует уподобление последнему, то Бог возносится (in excessu) над всем, что есть или может быть, — возносится как над существованием, так и над жизнью и над всяким пониманием, потому что он больше всего, что может существовать, жить или понимать, и настолько превосходнее и вместе совершеннее всего этого, насколько истина превосходит свой образ и подобие. Впрочем, истина — ипостась своего образа и подобия, для которых она не иное: прообразованные ею вещи настолько существуют и приобщаются к истине своего прообраза, насколько подражают ей и воспроизводят ее.

Все, что я таким образом вижу, а высказать и описать, как вижу, совершенно не могу, самым сжатым образом я в состоянии подытожить разве что так: предел возможности стать всем — это возможность создать все. Это подобно тому, как предел возможности стать чем-то определенным есть возможность сделать таким: скажем, предел возможности стать горячим — возможность сделать горячим, и огонь, называемый пределом возможности стать горячим, может делать горячим; сходным образом, возможность стать светлым находит предел в возможности делать светлым, и таким называют солнце среди ощущаемых вещей, а среди умопостигаемого — божественный интеллект, или Слово, озаряющее всякий человеческий интеллект; предел возможности стать совершенным — возможность сделать совершенным; а предел возможности двигаться — возможность двигать, и недаром желанное, которого все жаждут как высшего предела желанных вещей, есть причина всякого желания, а высший предел всего избираемого нами — вместе и причина всякого выбора. И вот, если, как отсюда ясно, предел всякой возможности стать — Всемогущий, могущий все создать, то он может создать и саму возможность стать, так что он — предел того, чего он же начало, и возможность стать не предшествует его всемогуществу, тогда как во всем ставшем мы видим сначала возможность стать, а именно как абсолютную возможность стать, началом и концом которой является всемогущий, так и возможность стать, конкретно определившуюся в то, что становится и в чем получает свою определенность возможность стать, когда действительным образом возникает нечто такое-то, что могло стать таким. Эта определенность — тоже от Творца возможности стать, который, будучи всемогущим, один в силах определить, чтобы возможность стать осуществлялась тем или другим образом. Причем, поскольку возможность стать определяется только его всемогуществом, всякое определение возможности стать в становящемся — не предел его возможности стать, при котором всемогущий уже не мог бы сделать из него, что хочет, а лишь единичная, применительно к случаю, конкретизация возможности стать, тождественная природе и субстанции того, что таким путем возникло.

39. Заключение

Коль скоро не стало ничто, не могшее стать, и ничто не может создать себя само, то, следовательно, возможность (posse) тройственна: возможность создать, возможность стать и ставшая возможность. Раньше ставшей возможности возможность стать, раньше возможности стать возможность создать. Начало π предел возможности стать — возможность создать. Ставшая возможность создается возможностью создать из возможности стать. Предшествуя возможности стать, возможность создать и не стала, и не может стать другим, но является всем тем, чем может быть; она не может быть больше, и мы называем это максимумом, не может быть меньше, и мы называем это минимумом, не может быть иной. Предел и конец возможности стать, я тем самым ставшей возможности, она — действующая, формальная, или прообразующая, и целевая причина всего. В ней, возможности создать, как в действующей, формальной π целевой причине пребывает таким образом все, что может стать, и все, что стало; а возможность создать пребывает во всем как абсолютная причина в том, что ею вызвано как причиной. Наоборот, возможность стать пребывает в ставшем как то, чем является это ставшее. Только то, что могло стать, действительным образом стало, хотя и в другом модусе бытия, менее совершенно в потенции, более совершенно в действительности. Тем самым возможность стать и ставшая возможность не различаются по своей сущности; только возможность создать, хоть она и неиное, все-таки как причина их сущности не является этой сущностью: сущность вызвана ею как причиной. С другой стороны, возможность стать не есть ставшая возможность, и потому возможность стать не стала из [какой-то другой] возможности стать. Раньше возможности стать только возможность создать; мы говорим соответственно, что возможность стать возникла из ничего, а поскольку возможность стать не стала, но произведена возможностью создать из ничего, мы называем ее сотворенной. В свою очередь, именуя саму абсолютную возможность создать Всемогущим, мы говорим, что Всемогущий и Вечный не стал и не сотворен, то есть не может ни уничтожиться, ни стать иным, чем есть, коль скоро он раньше ничто и раньше возможности стать; и мы отрицаем за ним все именуемые качества, раз они тоже следуют за возможностью стать: ведь именуемое предполагает возможность стать, а именно стать именуемым. Возможность стать имеет предел только в возможности создать, поэтому и она не уничтожится; если такое станет, то сможет стать — как же тогда [можно будет говорить, что] возможность стать уничтожится? Итак, она постоянна, поскольку имеет начало, а уничтожиться не может, и ее единственный предел есть ее же начало. Наконец, среди могущего стать одно первично, другое следует за первым и первому подражает. Поскольку у первого возможность стать вполне действительна, оно, подобно возможности стать, постоянно


Еще от автора Николай Кузанский
Об учёном незнании (De docta ignorantia)

Николай Кузанский, Николай Кузанец, Кузанус, настоящее имя Николай Кребс (нем. Nicolaus Krebs, лат. Nicolaus Cusanus; 1401, Куза на Мозеле — 11 августа 1464, Тоди, Умбрия) — крупнейший немецкий мыслитель XV в., кардинал, философ, теолог, учёный, математик, церковно-политический деятель."Собираясь говорить о высшем искусстве незнания, я обязательно должен разобрать природу самой по себе максимальности. Максимумом я называю то, больше чего ничего не может быть. Но такое преизобилие свойственно единому. Поэтому максимальность совпадает с единством, которое есть и бытие."Перевод и примечания В.


Сочинения в 2-х томах. Том 1

В первый том Сочинений включены все главные произведения созданные в 1440–1450 годах. В них развертывается учение Николая о совпадении противоположностей в первоедином, о творческой роли человека во Вселенной, намечается новая, предкоперниканская космология.


О неином

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Imperium. Философия истории и политики

Данное произведение создано в русле цивилизационного подхода к истории, хотя вслед за О. Шпенглером Фрэнсис Паркер Йоки считал цивилизацию поздним этапом развития любой культуры как высшей органической формы, приуроченной своим происхождением и развитием к определенному географическому ландшафту. Динамичное развитие идей Шпенглера, подкрепленное остротой политической ситуации (Вторая мировая война), по свежим следам которой была написана книга, делает ее чтение драматическим переживанием. Резко полемический характер текста, как и интерес, которого он заслуживает, отчасти объясняется тем, что его автор представлял проигравшую сторону в глобальном политическом и культурном противостоянии XX века. Независимо от того факта, что книга постулирует неизбежность дальнейшей политической конфронтации существующих культурных сообществ, а также сообществ, пребывающих, по мнению автора, вне культуры, ее политологические и мировоззренческие прозрения чрезвычайно актуальны с исторической перспективы текущего, XXI столетия. С научной точки зрения эту книгу критиковать бессмысленно.


Смысл жизни человека: от истории к вечности

Монография посвящена исследованию главного вопроса философской антропологии – о смысле человеческой жизни, ответ на который важен не только в теоретическом, но и в практическом отношении: как «витаминный комплекс», необходимый для полноценного существования. В работе дан исторический обзор смысложизненных концепций, охватывающий период с древневосточной и античной мысли до современной. Смысл жизни исследуется в свете философии абсурда, в аспекте цели и ценности жизни, ее индивидуального и универсального содержания.


Русская идея как философско-исторический и религиозный феномен

Данная работа является развитием и продолжением теоретических и концептуальных подходов к теме русской идеи, представленных в предыдущих работах автора. Основные положения работы опираются на наследие русской религиозной философии и философско-исторические воззрения ряда западных и отечественных мыслителей. Методологический замысел предполагает попытку инновационного анализа национальной идеи в контексте философии истории. В работе освещаются сущность, функции и типология национальных идей, система их детерминации, феномен национализма.


Становление европейской науки

Первая часть книги "Становление европейской науки" посвящена истории общеевропейской культуры, причем в моментах, казалось бы, наиболее отдаленных от непосредственного феномена самой науки. По мнению автора, "все злоключения науки начались с того, что ее отделили от искусства, вытравляя из нее все личностное…". Вторая часть исследования посвящена собственно науке.


О смешении и росте

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Город по имени Рай

Санкт-Петербург - город апостола, город царя, столица империи, колыбель революции... Неколебимо возвысившийся каменный город, но его камни лежат на зыбкой, болотной земле, под которой бездна. Множество теней блуждает по отражённому в вечности Парадизу; без счёта ушедших душ ищут на его камнях свои следы; голоса избранных до сих пор пробиваются и звучат сквозь время. Город, скроенный из фантастических имён и эпох, античных вилл и рассыпающихся трущоб, классической роскоши и постапокалиптических видений.