Сочинения. В 2-х томах - [92]

Присяду рядком на поленья,

Забытый в ненастном бору.

В глаза погляди, Анатолий:

Там свадьбою жадные моли

И в сердце пирует кротиха:

Дубы осыпаются тихо

Под медно-зеленой луной,

Лишь терний да вереск шальной

Буянят вдоль пьяной дороги,

Мои же напевы, как ноги,

Любили проселок старинный,

Где ландыш под рог соловьиный

Подснежнику выткал онучки.

Прощайте, не помните лихом!

Дубы осыпаются тихо

Рудою в шальные колючки.

(1932–1933)

407 Хозяин сада смугл и в рожках,

Хозяин сада смугл и в рожках,

Пред ним бегут кусты, дорожки

И содрогается тюльпан,

Холодным страхом обуян.

Умылся желчью бальзамин,

Лишь белена да мухоморы

Ведут отравленные споры,

Что в доме строгий господин,

Что проклевал у клавесин

Чумазый ворон грудь до ребер,

Чтоб не затеплилася в небе

Слезинкой девичьей звезда,

Седея, ивы у пруда

Одели саваны и четки —

Отчалить в сумеречной лодке

К невозмутимым берегам.

Хозяин дома делит сам

Пшеницу, жемчуг, горностаи,

И в жерла ночи бесов стаи

Уносят щедрую добычу.

Я липою медыни сычу,

Таинственный, с дуплистым глазом,

О полночь вижу, как проказам,

Нетопырям, рогатым юдам

Ватага слуг разносит блюда,

Собачий брех, ребячьи ножки,

И в лунном фраке по дорожке

Проходит сатана на бал.

Дуплистым глазом видя зал,

Я, липа, содрогаюсь лубом,

Но вот железным мертвым зубом

И мне грозят лихие силы:

В саду посвистывают пилы

Марш похоронный вязам, кленам,

И белой девушкой с балкона

Уходит молодость поэта…

То было в бред и грозы лета,

Мне снился дом под старой липой,

Медынью лунною осыпан,

И сельский бал. На милом бале,

В жасминном бабушкином зале,

Мы повстречалися с тобой,

Ручей с купавой голубой.

Не слава ли — альбомной строчкой

Над окровавленной сорочкой,

Над угольком в виске — бряцать?!

Пускай поплачет ива-мать,

Отец — продроглый лысый тополь, —

Уехать бы в Константинополь,

Нырнуть в сапог, в печную сажу,

Чтобы в стране прорех и скважин

Найти мой бал и в косах маки —

На страх рогатому во фраке:

Ему смертельна липа в шали…

(1933.)

408 Над свежей могилой любови

Над свежей могилой любови

Душа словно дверь на засове.

Чужой, не стучи щеколдой!

Шипящие строки мне любы —

В них жуть и горящие срубы,

С потемками шорох лесной.

Как травы и вербы плакучи!

Ты нем, лебеденок, замучен

Под хмурым еловым венком.

Не все еще песни допеты,

Дописаны зарью портреты

Опаловым лунным лучом!

Погасла заря на палитре,

Из Углича отрок Димитрий,

Ты сам накололся на нож.

Царица упала на грудку —

Закликать домой незабудку

В пролетье, где плещется рожь.

Во гробике сын Иоанна —

Черемухи ветка, чья рана

Как розан в лебяжьем пуху!

Прости, жаворонок, убивца!

Невесело савану шитьца,

Игле бороздить по греху!

А грех-от, касатик, великий —

Не хватит в лесу земляники

Прогорклую сдобрить полынь.

Прирезаны лебеди-гусли

И струны, что Волги загуслей,

Когда затихает сарынь.

Но спи под рябиной и кашкой,

Ножовая кровь на рубашке,

Дитя пригвожденной страны!

Оса забубнит на могилке

И время назубрит подпилки,

Трухлявя кору у сосны.

Все сгибнет — ступени столетий,

Опаловый луч на портрете,

Стихи и влюбленность моя.

Нетленны лишь дружбы левкои,

Роняя цветы в мировое,

Где Пан у живого ручья;

Поет золотая тростинка,

И хлеб с виноградом в корзинке —

Художника чарый обед.

Вкушая, вкусих мало меда,

Ты умер для песни и деда,

Которому имя — Поэт!

У свежей могилы любови,

Орел под стремниною, внове

Пьет сердце земную юдоль.

Как юны холмы и дубравы…

Он снился мне, выстрел кровавый,

Старинная рана и боль!

Май 1933 года.

409 Не пугайся листопада,

Не пугайся листопада,

Он не вестник гробовой!

У заброшенного сада

Есть завидная услада —

Голосок хрустальный твой!

Тая флейтой за рекой!

Я, налим в зеленой тине,

Колокольчики ловлю.

Стать бы гроздью на рябине,

Тихой пряжей при лучине,

Чтобы выпрясть коноплю —

Листопадное люблю! —

Медом липовым в кувшине

Я созвучия коплю.

Рассомашьими сосцами

Вскормлен песенный колхоз,

И лосиными рогами

Свит живой душистый воз.

Он пьяней сосновых кос,

Поприглядней щучьих плес.

Будь с оглядкой голубок —

Омут сладок и глубок!

Для омытых кровью строк

Не ударься наутек!

Куплен воз бесценным кладом

Нашей молодостью, садом

И рыдальцем соловьем

Под Татьяниным окном.

Куплен воз страдой великой —

Все за красную гвоздику,

За малиновую кашку

С окровавленной рубашкой —

В ней шмелей свинцовых рой,

Словно флейта за рекой.

Уловил я чудо-флейту

По пятнадцатому лету

В грозовой озимый срок,

Словно девичий платок,

Как стозвонного павлина

В дымной пазухе овина.

В буйно-алый листопад

Просквозили уши-сад

Багрецом, румянцем, зарью,

И сосцом землица-Дарья

Смыла плесень с языка,

Чтоб текла стихов река!

Искупайся, сокол, в речке —

Будут крылышки с насечкой,

Клюв булатный из Дамаска,

Чтоб пролилась солнцем сказка

В омут глаз, в снопы кудрей,

В жизнь без плахи и цепей!

(1930-е гг.)

410 Зимы не помнят воробьи

Зимы не помнят воробьи

В кругу соломенной семьи,

Пушинок, зернышек, помета.

Шмель не оплакивает соты,

Что разорил чумазый крот

В голодный, непогожий год.

Бурьян не памятует лист,

Отторгнутый в пурговый свист,

И позабудет камень молот,

Которым по крестец расколот.

Поминок не справляет лен,

В ткача веселого влюблен.

Но старый дом с горбатой липой

Отмоет ли глухие всхлипы,

Хруст пальцев с кровью по коре

И ветку в слезном серебре —

Ненастьем, серыми дождями

И запоздалыми стихами —

Бекасами в осенний скоп?