Сочинения - [4]

Мы идем, мы ползем, мы взлетаем, мы дремлем;

Мы встречаем скучающих дам и мужчин,

Мы живем и хотим возвратиться на землю.

Но таинственный мир, как вода из-под крана,

Нас толкает, и ан, исчезает сквозь пальцы.

Я бросаюсь к Тебе, но шикарное зальце

Освещается, и я перед белым экраном,

Перед синей водою, где круглые рыбы,

Перед воздухом: вертится воздух, как шар.

И над нами как черные айсбергов глыбы

Ходят духи. Там будет и Ваша душа.

Опускаются с неба большие леса.

И со свистом растут исполинские травы.

Водопадом ужасным катится роса

И кузнечик грохочет, как поезд. Вы правы.

Нам пора. Мы вздыхаем, страшимся и машем.

Мы кружимся как стрелка, как белка в часах.

Мы идем в ресторан, где стоит на часах

Злой лакей, недовольный одеждою нашей.

И как светлую и прекрасную розу

Мы закуриваем папиросу.

Paysage d'Enfer

Георгию Шторму

Вода клубилась и вздыхала глухо,

Вода летала надо мной во мгле,

Душа молчала на границе звука.

Как снег упасть решившийся к земле.

А в синем море, где ныряют птицы,

Где я плыву утопленник, готов,

Купался долго вечер краснолицый

Средь водорослей городских садов.

Переливались раковины крыши,

Сгибался поезд, как морской червяк.

А выше, то есть дальше, ближе, ниже,

Как рыба рыскал дирижабль чудак.

Светились чуть медузы облаков,

Оспариваемые торопливой смертью,

Я важно шел походкой моряков

К другому борту корабля над твердью.

И было все на малой глубине,

Куда еще доходит яркий свет.

Вот тонем мы, вот мы стоим на дне.

Нам медный граммофон поет привет.

На глубине летающего моря

Утопленники встретились друзья.

И медленно струясь по плоскогорью

Уж новых мертвецов несет заря.

Вода вздыхает и клубится тихо,

Как жизнь, что Бога кроткая мечта.

И ветра шар несется полем лихо,

Чтоб в лузу пасть, как письма на почтамт.

1926

Звёздный ад

Чу! подражая соловью поет

Безумная звезда над садом сонным.

Из дирижабля ангелы на лед

Сойдя молчат с улыбкой благосклонной.

В тропическую ночь, над кораблем,

Она огнем зеленым загорелась.

И побледнел стоящий за рулем,

А пассажирка в небо засмотрелась.

Блуждая в звуках над горой зажглась,

Где спал стеклянный мальчик в платье снежном,

Заплакал он не раскрывая глаз,

И на заре растаял дымом нежным.

Казалось ей; она цветет в аду.

Она кружится на ночном балу.

Бумажною звездою на полу,

Она лежит среди разбитых душ.

И вдруг проснулась; холод плыл в кустах,

Она сияла на руке Христа.

1926

Артуру Рембо

Никто не знает

Который час

И не желает

Во сне молчать.

Вагон левеет.

Поет свисток.

И розовеет

Пустой восток.

0! Приснодева

Простите мне

Я встретил Еву

В чужой стране.

Слепил прохожих

Зеленый газ.

Была похожа

Она на Вас.

Галдел без толку

Кафе — шантан,

И без умолку

Шипел фонтан.

Был полон Лондон

Толпой шутов

И ехать в Конго

Рембо готов.

Средь сальных фраков

И кутерьмы

У блюда раков

Сидели мы.

Блестит колено

Его штанов

А у Верлена

Был красный нос.

И вдруг по сцене

По головам,

Подняв колени,

Въезжает к нам

Богиня Анна,

Добро во зле

Души желанный

Бог на осле.

О день забытый…

С посудой битой

Людей родня,

Осел копытом

Лягнул меня.

Но знак удара

Мне не стереть

И от удава

Не улететь.

О дева, юный

Погиб твой лик.

Твой полнолунный

Взошел двойник.

Небес богиня,

Ты разве быль

Я даже имя

Твое забыл.

Иду у крупа

В ночи белесой

С улыбкой трупа

И папиросой.

1926–1927

Черная Мадонна

Вадиму Андрееву

Синевели дни, сиреневели,

Темные, прекрасные, пустые.

На трамваях люди соловели.

Наклоняли головы святые,

Головой счастливою качали.

Спал асфальт, где полдень наследил.

И казалось, в воздухе, в печали,

Поминутно поезд отходил.

Загалдит народное гулянье,

Фонари грошовые на нитках,

И на бедной, выбитой поляне

Умирать начнут кларнет и скрипка.

И еще раз, перед самым гробом,

Издадут, родят волшебный звук.

И заплачут музыканты в оба

Черным пивом из вспотевших рук.

И тогда проедет безучастно.

Разопрев и празднику не рада,

Кавалерия, в мундирах красных.

Артиллерия назад с парада.

И к пыли, к одеколону, к поту,

К шуму вольтовой дуги над головой

Присоединится запах рвоты,

Фейерверка дым пороховой.

И услышит вдруг юнец надменный

С необъятным клешем на штанах

Счастья краткий выстрел, лет мгновенный,

Лета красный месяц на волнах.

Вдруг возникнет на устах тромбона

Визг шаров, крутящихся во мгле.

Дико вскрикнет черная Мадонна

Руки разметав в смертельном сне.

И сквозь жар, ночной, священный, адный.

Сквозь лиловый дым. где пел кларнет,

Запорхает белый, беспощадный

Снег, идущий миллионы лет.

1927

Diaboloque

Виктору Мамченко

Хохотали люди у колонны,

Где луна стояла в позе странной.

Вечер остро пах одеколоном,

Танцовщицами и рестораном.

Осень вкралась в середину лета.

Над мостом листы оранжевели

И возили на возках скелеты

Оранжады и оранжереи.

И в прекрасной нисходящей гамме

Жар храпел на мостовой, на брюхе,

Наблюдал за женскими ногами,

Мазал пылью франтовские брюки.

Злились люди, и не загорая

Отдавались медленно удушью.

К вечеру пришла жара вторая.

Третью к ночи ожидали души.

Но желанный сумрак лиловатый

Отомкнул умы, разнял уста;

Засвистал юнец щеголеватый

Деве без рогов и без хвоста.

И в лиловой ауре ауре,

Навсегда прелестна и ужасна

Вышла в небо Лаура Лаура

И за ней певец в кальсонах красных.

Глухо били черные литавры,

Хор эриний в бездне отвечал,

А июль как Фауст на кентавре,

Мертвый жар во мраке расточал.

Но внезапное смятенье духов,