Сочинения - [3]

Но линейка бежит в ресторан, Ан стена.

Что ж, как дачны соседи, поболтаем через изгородь, ба!

Недоступны и близки на ощупь как истина.

Подражание Жуковскому

Обнаженная дева приходит и тонет,

Невозможное древо вздыхает в хитоне.

Он сошел в голубую долину стакана

Огнедышащий поезд, под ледник и канул.

Синий мир водяной неопасно ползет,

Тихий вол ледяной удила не грызет.

Безвозмездно летает опаснейший сон.

Восхищен, фиолетов и сладостен он.

Подходи, приходи, неестественный враг

Безвозвратный и сонный товарищ мой рак.

Раздавайся далекий, но явственный шум,

Под который нежнейший медведь я пляшу.

Отступает поспешно большая стена

И подобно змее уползает она.

Но сей мир все ж, как палец в огромном кольце

Иль как круглая шляпа на подлеце.

Иль как дева что медленно входит и тонет,

Там где дерево горько вздыхает в хитоне.

Весна в аду

Георгу фон Гуку

Это было в тот вечер, в тот вечер.

Дома закипали как чайники.

Из окон рвалось клокотанье любви.

И «любовь не картошка»

И «твои обнаженные плечи»

Кружились в паническом вальсе,

Летали и пели как львы.

Но вот грохнул подъезд и залаял звонок.

Весна подымалась по лестнице молча.

И каждый вдруг вспомнил что он одинок.

Кричал, одинок! задыхаясь от желчи.

И в пении ночи и в реве утра,

В глухом клокотании вечера в парке,

Вставали умершие годы с одра

И одр несли как почтовые марки.

Качалась, как море асфальта, река.

Взлетали и падали лодки моторов,

Акулы трамваев завидев врага

Пускали фонтаны в ноздрю коридоров.

И было не страшно поднявшись на гребень

Нестись без оглядки на волнах толпы

И чувствовать гибель в малиновом небе

И сладкую слабость и слабости пыл.

В тот вечер, в тот вечер описанный в книгах

Нам было не страшно галдеть на ветру.

Строенья склонялись и полные краков

Валились, как свежеподкошенный труп

И полные счастья, хотя без науки.

Бил крыльями воздух в молочном окне

Туда, где простерши бессмертные руки

Кружилась весна как танцор на огне.

Дон-Кихот

Сергею Шаршуну

Надо мечтать! Восхищаться надо!

Надо сдаваться! Не надо жить!

Потому что блестит на луне колоннада,

Поют африканцы и пропеллер жужжит.

Подлетает к подъезду одер Дон-Кихота

И надушенный Санчо на красном осле.

И в ночи возникает, как стих, как икота:

Беспредметные скачки, парад и балет

Аплодируют руки оборванных мельниц

И торговки кричат голосами Мадонн,

И над крышами банков гарцует бездельник,

Пляшет вежливый Фауст, святой Купидон.

И опять на сутулом горбу лошадином

В лунной опере ночи он плачет, он спит.

А ко спящему тянутся руки Ундины,

Льются сине-сиреневых пальцев снопы.

На воздушных качелях, на реях, на нитках

Поднимается всадник, толстяк и лошак,

И бесстыдные сыплются с неба открытки

(А поэты кривятся во сне натощак).

Но чернильным ножом, косарем лиловатым,

Острый облак луне отрубает персты.

И сорвавшись, как клочья отравленной ваты

Скоморохи валятся через ложный пустырь.

И с размаху о лед ударяют копыта.

Останавливаются клячи дрожа.

Спит сиреневый полюс, волшебник открытый,

Лед бессмертный, блестящий как белый пиджак.

В отвратительной неге прозрачные скалы

Фиолетово тают под ложным лучом,

А во льду спят замерзшие девы акулы,

Шелковисто сияя покатым плечом.

И остряк путешественник, в позе не гибкой,

С неподвижным секстантом в руке голубой,

Сузив мертвый зрачок, смотрит в небо с улыбкой

Будто Северный Крест он увидел впервой.

И на белом снегу, как на мягком диване,

Лег герой приключений, расселся денщик,

И казалось ему, что он в мраморной ванне

А кругом орхидеи и Африки шик.

А над спящим все небо гудело и выло,

Загорались огни, полз прожектора сноп,

Там летел дирижабль, чье блестящее рыло

Равнодушно вертел чисто выбритый сноб.

И смотрели прекрасные дамы сквозь окна

Как бежит по равнине овальная тень,

Хохотали моторы, грохотали монокли,

И вставал над пустыней промышленный день.

1926

«Отрицательный полюс молчит и сияет…»

Григорию Решоткину

Отрицательный полюс молчит и сияет.

Он ни с кем не тягается, он океан.

Спит мертвец в восхитительном синем покое,

Возвращенный судьбой в абсолютную ночь.

С головой опрокинутой к черному небу,

С неподвижным оскалом размытых зубов.

Он уже не мечтает о странах где не был,

В неподвижном стекле абсолютно паря.

На такой глубине умирает теченье

И слова заглухают от нее вдалеке.

На такой глубине мы кончаем ученье,

Боевую повинность и матросскую жизнь.

Запевает машина в электрической башне

И огромным снопом вылетает огонь

И с огромными ртами, оглохшие люди

Наклоняются к счастью совместно с судном.

И прожектор ложится на плоскую воду

И еще полминуты горит под водой.

Металлический дом, точно колокол духов,

Опускается тихо звонит в синеве.

И айсберг проплывает над местом крушенья

Как Венера Милосская в белом трико.

Астральный мир

Ольге Коган

Очищается счастье от всякой надежды,

Черепичными крыльями машет наш дом

И по-птичьему ходит. Удивляйтесь, невежды,

Приходите к нам в гости, когда мы уйдем.

На высоком балконе, над прошлым и будущим

Мы сидим без жилетов и молча жуем.

Возникает меж звезд пассажирское чудище,

Подлетает. И мы улетаем вдвоем.

Воздух свистнул. Молчит безвоздушный прогон

Вот земля провалилась в чернильную лузу,

Застегните, механик, воздушную блузу.

Вот Венера, и мы покидаем вагон.

Бестолков этот мир четырех величин.