Сочинения - [16]

Недвижные желтые нивы.

О, как Ты спокойна, душа-недотрога,

Довольна, легка, молчалива.

Ручей еле слышен, и время как море,

Что значат здесь все разговоры?

Неси свое дело, люби свое горе,

Спокойно неси свое горе.

Душа обреченность свою оценила,

Растения строгую долю,

Взойти и, цветами качая лениво,

Осыпаться осенью в поле.

Таким как ходилось, такимъ как хотело,

Каким полюбила Тебя,

Ждала, целовала тяжелое тело

Знакомая радость — судьба.

1931–1934

«Еле дышит слабость белых дней…»

Еле дышит слабость белых дней,

Чуть заметно птицы напевают,

За туманным паром холодней

Смотрит солнце, землю забывая.

Вечером спускается туман,

Все живое чувствует обман,

С глубиной своею говорить,

Пламя жизни медленно горит.

Трудно, трудно в шуме говорить,

Рано утром просыпаться жить,

Поздно ночью возвращаться в пустоте,

Оставаться на какой-то высоте.

Долгою зимою дождь не перестанет,

Редко снег пойдет,

Станет очень тихо над мостами,

Поздно ночью скрипнет лед.

Может быть, что мы поговорим

Все о том, что скоро догорим.

Нет не надо, голос возгласил,

Улыбаясь из последних сил.

Вечером спускается туман,

Дым бессильно клонится к домам,

В комнате темно и света нет —

Вечером душа теряет свет.

1931

«Как страшно уставать…»

Как страшно уставать.

Вся жизнь течет навстречу,

А ты не в силах жить

Вернись в закуток свой.

Таись, учись скрывать,

И слушай там весь вечер,

Как мелкий лист дрожит

Под каплей дождевой.

В окне спокойный свет,

Едва трепещут листья,

Темнеет длинный день,

Слабеет улиц шум,

Чего-то в мире нет,

Ни в блеске гордых истин,

Все это тени тень,

И ты устал от дум.

Сквозь сумрак голубой

Спешат больные люди,

За тьмой насущных дел

Не видя лучших лет.

Молчи и слушай дождь.

Не в истине, не в чуде

А в жалости Твой Бог,

Все остальное ложь.

Ты им не нравишься,

Ты одинок и беден,

Зато она с Тобой,

Что счастье без нее.

А с ней, к чему покой

И даже сон о небе,

Дождливым вечером

Закатные края.

1931

«Ранний вечер блестит над дорогой…»

Ранний вечер блестит над дорогой,

Просветлело и дождь перестал,

Еле видимый месяц двурогий

Над болотною ручкою встал.

Неприветлива чаща сплошная,

Где-то стрелочник тронул свирель.

Осыпает ворона ночная

С облетающих кленов капель.

Слышен лай отдаленный собаки,

У ворот в темноте голоса.

Все потеряно где-то во мраке.

Все в овраге лишилось лица.

Ночь. Бездонная ночь над пустыней

Исполинов сверкающих мать,

В тишине, Ты не плачешь над ними,

Не устанешь их блеску внимать.

Буду в ярком сиянии ночи

Также холодно ярок над всем.

Если я на земле одиноче

Дальних звезд, если так же я нем,

Выпью сердцем прозрачную твердость

Обнаженных, бесстрашных равнин,

Обреченную, чистую гордость

Тех, кто в Боге остались одни.

1931–1934

«В молчаньи души лампы зажигают…»

В молчаньи души лампы зажигают,

Снимают шляпы мокрые с дороги,

Темнеет снег, поет труба в остроге,

Гудки машин судьбу остерегают.

Бегут рабы, спасаясь от беды,

В поношенных своих одеждах модных

И вспыхивают белые ряды

Холодных фонарей домов голодных.

Не говори, зажги огонь в печи,

Укройся, ляг, испей вина плохого,

Пусть в полусне гитара прозвучит,

Пускай поют, пускай свистят немного.

«Как холодно. Молчит душа пустая…»

Как холодно. Молчит душа пустая,

Над городом сегодня снег родился,

Он быстро с неба прилетал и таял

Все было тихо. Мир остановился.

Зажгите свет, так рано потемнело,

С домов исчезли яркие плакаты.

Ночь на мосту, где, прячась в дыме белом

В снежки играли мокрые солдаты.

Блестит земля. Ползут нагие ветви,

Бульвар покрыть холодною слюдою,

В таинственном, немом великолепьи

Темнеет небо полное водою.

Читали мы под снегом и дождем

Свои стихи озлобленным прохожим.

Усталый друг, смиряйся, подождем.

Нам спать пора, мы ждать уже не можем.

Как холодно. Душа пощады просить.

Смирись, усни. Пощады слабым нет.

Молчит январь и каждый день уносить

Последний жар души, последний свет.

Закрой глаза, пусть кто-нибудь играет,

Ложись в пальто. Укутайся, молчи.

Роняя снег в саду, ворона грает.

Однообразный шум гудит в печи.

Испей вина, прочтем стихи друг другу,

Забудем мир. Мне мир невыносим —

Он только слабость, солнечная вьюга

В сияньи роковом нездешних зим.

Огни горят, исчезли пешеходы.

Века летят во мрак немых неволь.

Все только вьюга золотой свободы

Лучам зари приснившаяся боль.

Январь, 1932

«В кафе стучат шары. Над мокрой мостовою…»

В кафе стучат шары. Над мокрой мостовою

Едва живое дерево блестит,

Забудь свои миры, я остаюсь с Тобою

Спокойно слушать здесь, как дождь шумит.

Нет, молод я. Так сумрачно, так долго

Все только слушать жизнь, грустить, гадать…

Я жить хочу, бессмысленно и горько,

Разбиться и исчезнуть, но не ждать.

Мне нравится над голыми горами

Потоков спор; средь молний и дождя,

Средь странных слов свидание с орлами

И ангелов падение сюда.

Огонь луны в недопитом бокале,

Расцвет в цветах, отгрохотавший бал,

И состязанье лодок на канале,

И шум толпы, и пушечный сигнал.

Над городом на проволоках медных

Свист кратких бурь, и долгий синий день,

Паровика в горах гудок бесследный,

И треск стрекоз ритмирующих лень.

На острове беспутная, смешная

Матросов жизнь, уход морских солдат,

Напев цепей, дорога жестяная

И каторжной жары недвижный взгляд.

Не верю в свет, заботу ненавижу,

Слез не хочу и памяти не жду,

Паду к земле быстрее всех и ниже,

Всех обниму отверженных в аду.