Сочинения. Письма - [27]

Старому хмелю

Их не надо-о-о

Белогрудых цапать, —

Ему теперь

Осталась

Только одна услада:

Ввалиться — ага! —

В закрытую дверь,

Поднять хозяина,

Чтобы он сам,

От бабы отхлынув,

Потный, голый,

Поднес еще раз

К измокшим усам

С питьем развеселым

Ковшик тяжелый.

Чтоб под усталый

Собачий лай,

Рясу

Располосовав

О заплоты,

Пузом осел

Отец Миколай

И захлебнулся

Парной блевотой:

— Го-о-споди…

(Два жирных

Пальца в рот.)

В-в-ерую в тя…

(До самой гортани.)

Две ноги —

И на них живот

И золотого креста блистанье.

И из соседнего

Окна

То ли свет,

То ли горсть зерна,

И ходят

В окне том, топоча

По полу

Каблуками литыми,

Над свечками,

Что пошире меча,

Танцоры,

Хватившие первача,

Обросшие

Махорочным дымом.

И бабы,

Руки сломив в локотке,

Плывут в окне — тяжелые павы.

Там хвост петушиный

На половике,

Там полные рты

И горсти забавы.

А ну еще!

Еще и еще!

Щелканье. Свист…

Дорого-мило!

А ну еще,

Еще

Вперещелк,

Чтоб как волной

Выносило!

А ну еще

Напоследок

Взмахни,

Гульбище, подолом стопудовым

Осени,

Погасившей огни,

Черным деревьям,

Лунам багровым!

А ну!

Еще!

(Киргизы спят

В ковыле, в худом,

Сплошь побиты.)

Еще и еще!

Сто раз подряд

Ноги в пол стучат,

Как копыта.

И только где-то

У Анфисы-вдовы,

На печке скорчившись,

Сын юродивый,

Качая

Рыжий кочан головы,

С ночью шепчется:

— Диво… —

Он, как большой

Черноротый птенчик,

Просит жратвы

И, склонившись вниз,

Слушает до-о-о-лго

Божий бубенчик,

Который тут же

Рядом повис.

9. АРСЕНИЙ ДЕР О В

Что же Деров, —

Он других поранее

Край этот хлебный

Облюбовал,

И недаром

Его поманивал

Зеленоголовый

Иртышский вал.

На Урале купечество

Крепко встало

Над угрюмой

Хребтовою крутизной, —

Как пожары и грозы,

Шли капиталы,

Подминая Урал,

Горбатый, лесной.

Что ж,

Арсений Деров

Сватался к дочке

Воротилы яицкого —

Не пошла,—

Золотом у нее

Оттянуты мочки

И приданого

Полподола.

Туго в ту пору

К Дерову шли,

Хоть и радел

И забыл про отдых,

Звонкие,

Оспенные рубли

И ассигнации

В райских разводах.

Он забыл, забыл

Про девический смех,

Про клубы

Багровой, душной сирени,

И ему не осталось

В мире утех

Никаких, кроме тех! На поту!

Сбережений!

Он держал их,

Как держат камень в руке,

Как рогатину

Держат перед берлогой.

И ему уже

Виделась вдалеке

Фирма,

Посланная от бога!

Затаился и ждал

Смекала, лобан,

И когда заскрипели

Счастья ступеньки,

Он одернул сюртук

И пошел ва-банк,

На иртышские волны

Поставив деньги.

И его понесла

В медвежьих шкурах

Трактом

От заработков и знакомств

Пара

Заиндевелых

Каурых

Собственных

Через Тюмень и на Омск.

В самую глушь

Он себя запрятал,

Тысячный

Накрутил оборот,

И для него, Дерова,

Курбатов

По Иртышу пустил пароход.

И «Святой Николай»

С «Товар-паром»

Дьяконским «внемли»

Ширили рев,

Славили

Ярмаркам и базарам:

«Славься вовек,

Арсений Деров!»

В сотни тысяч

Выросли тыщи,

Ставил ва-банк

И убил, — с того ль

Был он, Арсенька,

Смолоду нищим,

Встал на соли —

Соляной король.

Встал на соли

На Иртыше,

На Ишиме,

Грабил ладом,

Строил ладом,

Был возвеличен

Между другими

И в Атбасаре

Вымахал дом.

Дом!

Домище!

О трех половинах.

Темный, тяжелый в крестцах, —

Ничего!

Там на взбитых горой

Перинах

Счастье погащивало его.

Счастье его —

От горькой земли,

От соляного

Того приплода,

От Улькунали,

Кишкинтайали…

Пять рублей

На голову шли,

Тыщи несла

Голова доходу.

И уже

Под Урлютюпом

Румяные слепцы

Пели ему в честь

С прибасами сказы

Про завоеванные солонцы,

Про его, короля, лабазы:

«Слава, слава накопителю

Арсению Ивановичу!»

И губернатор Готтенбах

Сказал про него

(Так огласили):

— Держится на таких головах,

Господи благослови, Россия.

* * *

После гульбища

Дождь ударил,

Расстелил по небу

Мех заячий.

Пасмурно стало

В Атбасаре —

Целое утро

Дождь хозяйничал,

Ветреный, долгий.

В самую рань,

В зорю галочью,

Красную до крови,

Метлы шатались

У темных бань,

Бились в окна

Березы мокрые.

У Дерова же золотел

В сумеречную хмарь

На столе

Самовар, гудел,

Всем самоварам

Сущим — Царь.

На ночь вчерась

После празднества

Пьяные сказочники

Привели

Сказку к нему

И, с вымыслом

Дразнясь,

Дерова тешили Как могли:

— …В городе Атбасаре

Кобылица

Поймана на аркан,

А на той кобылице парень

Целый день

Торчит на базаре —

То ли русский, то ли цыган.

Попона не вышита, бедна,

Заломана папаха.

Рожа красная без вина,

Сатинетовая рубаха.

По-русски матерится,

По-цыгански торгуется,

А под ним кобылица

Пляшет, волнуется.

В городе Атбасаре

Бабы ладные на базаре,

Румяные, белые,

Словно дыни спелые,

Со сладкой утробою,

От любви потяжливые.

А кто их отпробывает?

А кто их обхаживает?

А их отпробывают мужья,

А их обхаживают друзья!

В городе Атбасаре

Продают гусей на базаре,

А те, что не проданы,

В траве за огородами

В крепки крылья хлопают,

Бойкой ножкой топают,

Собралися и кричат:

«Замели наших ребят!..» —

Оборвал хозяин,

Послал спать

На двор, в саманки,

Пустомель,

Долго потянулся

И позвал: — Мать,

Дремлется что-то,

Стели постель… —

А на самом рассвете

В дожде косом

Пожаловали гости —

Станичная сила:

Меньшиков,

Усы разводя,

Как сом,

Ярковы

И прочие воротилы.

И супруга Дерова,

Олимпиада,

Прислуг шугнула,

Серьгой бренча.

Гостей улыбкой встретив как надо,

Всех оделила

Глаз прохладой

И заварила

Фамильный чай.

Вынесла в вазах витых варенье

Самых отборных,

Крупных клубник,

Пахших лесом,

Овражной тенью…

Ягодной кровью

Цвел половик,

В старых шкафах

Гремела посуда,

На сундуках

Догорала медь,

Чинно она

Рассадила блюда

И приказала им

Смирно сидеть.

Кушанья слушались.

Только гусь

Тужился, пух

И — треснул от жира.