Сочинение - [5]

Шрифт
Интервал

В тот майский вечер засиделись у Лёки допоздна. Расставаться не хотелось. Решили перед сном побродить немного по двору. Только что прошёл дождь, кусты в скверике перед домом сочились лёгким туманцем. Всё вокруг застыло в истоме, онемело, распаренное тёплым дождём. В тишине слышалось только, как с шуршанием вздрагивают ветки деревьев, скользят с листа на листок, шлёпают со вздохом об асфальт тяжёлые капли.

Они, ещё не успокоившись, во весь голос обсуждали таинственные убийства, исчезновения по ночам в кишащем привидениями и жестокими разбойниками средневековом замке, когда из глубины сквера окликнули негромко, но властно:

— Голубчик, сюда иди!

Они обогнули круглую клумбу в центре сквера и в дальнем тёмном углу у скамейки, закрытой со всех сторон разросшимися кустами сирени, увидели Демьяна, Пашку-Упыря и ещё троих незнакомых парней.

— А, и ты здесь… — Демьян как-то странно поглядел на Серёжу и хрипло рассмеялся.

По глазам, бессмысленно-остекленелым, по этому нелепому смеху Серёжа понял, что Демьян уже «принял дозу». Но настроен он был благодушно, и даже представить не мог Серёжа хоть на мгновение, чем кончится для них с Голубчиком эта злополучная встреча.

Стояли, разговаривали, Демьян расспрашивал о школе — он уже четвёртый день не появлялся на занятиях. Кларе по телефону сказал, что серьёзно болен, есть справка, и вот теперь потешался над математичкой, которая поверила, как обычно, и даже прислала отличниц Зойку Сорокину и толстуху Любку проведать, объяснить новый материал.

— Слышь, — Демьян толкал Серёжу в плечо, — открываю дверь — стоят подруги. Прямо кайф словил от удивления… «Ну, проходите», — говорю, то да сё… А на самого ржачка напала. Стою и ржу им в рожи, как шизанутый. А им хоть бы чёрта. Уселись в комнате за стол. «Может, ты нам чаю предложишь?» — говорят. Слышь, я офонарел от такой наглости. Что за дела…

Размахивал руками, хохотал беззаботно, закидывая голову так, что на тонкой шее проступал острый бугорок кадыка, а сам нет-нет, да и посматривал на них с Голубчиком, словно прицениваясь. От взгляда его сердце замирало.

Кончил рассказ Демьян и как бы между прочим сказал:

— Ну что, закурим, Голубчик? — И протянул сигареты.

Уже в самом голосе его, в том, как произнёс он это и оглянулся на дружков, приглашая поучаствовать в забаве, и в том, как разом замолчали парни, придвинулись к Голубчику, почудилось что-то пугающее, недоброе.

— Да я же не курю, Витёк, — ответил удивлённый Лёка.

Действительно, Голубчик не курил в своей жизни ни разу. Даже не пробовал. Но Серёжа-то знал, что у Лёки слабые лёгкие, в детстве он часто простуживался, заработал хроническую пневмонию. И вот два года назад торжественно пообещал матери, что курить никогда не будет. И держался, сносил издевательства и насмешки безропотно.

Вообще он был странным, Лёка Голубчиков. А в школе не очень-то жаловали странных ребят. К ним раз и навсегда приклеивалось: «псих», «мамочкин сынок». Каждый норовил сделать такому гадость. Просто за долг почиталось — выдернуть стул во время урока, плюнуть незаметно на спину, подложить кнопку, ущипнуть, кольнуть иглой.

Но Лёка избежал подобной участи. Волею судьбы он жил в одном подъезде и даже на одном этаже с Зубиком и, естественно, с первого дня стал полноправным членом их компании. Зубик, Макс и он, Горелов Сергей, — это была уже сила. С ними считались в классе, знали, что за Лёку они встанут горой.

А тут вдруг это неожиданное: «Закурим, Голубчик?» Ночь, сквер безлюдный, они вдвоём, и рядом нет ни Макса, ни Зубика.

— Я не курю, ты же знаешь, — повторил спокойно Лёка.

— Да быть не может! — пронзительно, по-шутовски вскрикнул Демьян. И всплеснул руками. — Видели фраера? Не курит он…

Парни сгрудились теснее, дыша перегаром, взяли в кольцо. Это не походило совсем на стычки за школой после уроков «до первой кровянки» — выглядело куда серьёзнее. Лица белели в темноте, безжалостные лица.

— Ну? — Демьян опять протянул пачку «Явы», выжидая. — Ну?..

— Я же сказал… — ответил Лёка, но не успел закончить.

Качнувшись, с полуоборота Демьян ударил Лёку в лицо. Раз. И ещё, со свистом нутряным, словно обломился в поясе, всем телом подавшись вперёд. Лёка упал на одно колено, закрываясь руками.

До сих пор пытался забыть Серёжа, не помнить — будто и не было ничего — ту потливую, постыдную слабость, которую почувствовал в следующую минуту. Не вступился, не заслонил Лёку, не бросился на Демьяна. В голове вертелось: «Против пятерых в пустом сквере… Безумие. Если бы Зубик…» Одним видом своим Зубик мог внушить неоглядную храбрость. Но Зубик грипповал, третий день лежал дома с высокой температурой. И Серёжа остался на месте свидетелем, зрителем. Это было ужасно!

Демьян поднял Лёку с земли за шиворот и вновь с непонятной настойчивостью:

— Угощайся, Голубчик.

Лёка не выдержал, всхлипнул, потянул из пачки сигарету. Парни расступились с явной неохотой, как псы, у которых отнимают заслуженную добычу, Демьян чиркнул спичкой…

Лёка кашлял, мусолил сигарету, в глазах у него стояли слёзы.

Нет, не мог Серёжа знать тогда, что случившееся и к нему имеет самое прямое отношение. В тот миг хотелось одного: уйти, убежать, зарыться в прохладную, шуршащую накрахмаленным бельём постель, отгородиться ото всех — чтобы ни Демьяна, ни его тупых, безжалостных дружков.


Рекомендуем почитать
Песок и время

В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.


Прильпе земли душа моя

С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.


Вниз по Шоссейной

Абрам Рабкин. Вниз по Шоссейной. Нева, 1997, № 8На страницах повести «Вниз по Шоссейной» (сегодня это улица Бахарова) А. Рабкин воскресил ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Он приглашает вернутся «туда, на Шоссейную, где старая липа, и сад, и двери открываются с легким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов. Туда, где лопухи и лиловые вспышки колючек, и Годкин шьёт модные дамские пальто, а его красавицы дочери собираются на танцы. Чудесная улица, эта Шоссейная, и душа моя, измученная нахлынувшей болью, вновь и вновь припадает к ней.


Счастье

Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.


Лучшая неделя Мэй

События, описанные в этой книге, произошли на той странной неделе, которую Мэй, жительница небольшого ирландского города, никогда не забудет. Мэй отлично управляется с садовыми растениями, но чувствует себя потерянной, когда ей нужно общаться с новыми людьми. Череда случайностей приводит к тому, что она должна навести порядок в саду, принадлежащем мужчине, которого она никогда не видела, но, изучив инструменты на его участке, уверилась, что он талантливый резчик по дереву. Одновременно она ловит себя на том, что глупо и безоглядно влюбилась в местного почтальона, чьего имени даже не знает, а в городе начинают происходить происшествия, по которым впору снимать детективный сериал.


Юность разбойника

«Юность разбойника», повесть словацкого писателя Людо Ондрейова, — одно из классических произведений чехословацкой литературы. Повесть, вышедшая около 30 лет назад, до сих пор пользуется неизменной любовью и переведена на многие языки. Маленький герой повести Ергуш Лапин — сын «разбойника», словацкого крестьянина, скрывавшегося в горах и боровшегося против произвола и несправедливости. Чуткий, отзывчивый, очень правдивый мальчик, Ергуш, так же как и его отец, болезненно реагирует на всяческую несправедливость.У Ергуша Лапина впечатлительная поэтическая душа.