Собрание стихотворений, 1934-1953 - [6]

Но и оттуда я взлетел пером.

А в алтаре – мир моего отца:

«Да, мы ступаем по земле отца!»

Тут сонмы херувимов так нежны!

«А это? Это лишь людские сны:

Дунь – и они исчезнут...» А фантом

С глазами матери исчез, когда

Я сдул в постельки херувимов тех, 

Но дунув, потерялся навсегда

Среди теней, что спят на облаках,

Не зная ничего о двойниках.

Но поднял голос воздух полный сил,

Вскарабкавшийся по ступенькам слов,

И записал я легкий сон звезды 

Рукой и волоском на той земле:

Он легче был, чем отсветы воды,

Чем пробужденье в облаках миров.

И лестница Иакова росла,

Тянулась, приближаясь по часам,

К светилу. Каждая ступень ее

Мне и утраты, и любовь несла,

Ступенька, вновь ступенька. Шаг, другой...

И каждый дюйм ее в крови людской.

Ввысь очумелый старец лезет там,

И призрачный наряд не скинув с плеч,

Отцовский призрак влазит по дождям.

17. ПРИСНИЛОСЬ МНЕ В ПОТУ

Приснилось мне в поту мое возникновение. 

Сквозь скорлупы могучее вращенье

Оно по тросам нервов через зрение

Как механическая мышца прорывалось.

Оно от складок плоти отходило,

От червовидных пальцев отделялось 

Сквозь гвозди трав, сквозь медный облик солнц

Расплавивших ночного человека.

Наследник вен всеобжигающих, в которых

Еще есть капля дорогой любви, 

Я этой сущностью моих костей 

Весь унаследованный шар освоил 

И путешествие (читай «стиха  творенье»)

Сквозь человека (сущности ночной!) 

Прошло на самых низких скоростях –

Так снилось мне мое возникновенье.

Я  умер под  шрапнелью в тот же час.

Мне вбили в марширующее сердце,

В зашитую дыру мой сгусток крови, 

И смерть в наморднике, глотавшем газ.

И вот – вторая смерть. За ней холмы,

Тяжелый урожай болиголова,

Кровь ржавая и лезвия травы –

На  ржавых трупах – объявляют снова

Еще одно сражение – за жизнь!

Всех мощью при своем втором рождении 

Я поражал: скелет оделся плотью,

Пусть призрак гол, но мужеству плевать

На боль, возникшую уже вторично.

Приснилось мне мое возникновение: 

Мой смертный пот два раза падал в море 

Кормящее. И морю надоели

Рассолы слез Адамовых, и там,

Там – новый человек?– Ищу я солнце.

18. МОЙ МИР ПИРАМИДА

1.

Пол-сына есть отец, когда удвоен

Адам на корабле уже пустом, 

Пол-сына – это мать, ныряльщик в завтра –

Рог похоти в молочном изобилии.

Гроза. Их тени движутся ритмично...

Так неожиданно рождение потом!

Пол-сына, вроде, все-таки замерзло,

Пока весна ржавея, пузырилась,

И семя с тенью бормотало глухо.

Пусть половина  призраков замерзла –

Любовь взошла, и струйка молока,

Взлетев, забьет фонтаном из соска ! 

Обломки половинок бок о бок

Стучались в сон, толпясь среди морей

В приливах тьмы голов и пузырей, 

И что-то пело в том начале мира.

Со смехом удалось ему и ей 

Проткнуть в могиле спящего вампира.   

Обломки, сшитые из лоскутов, 

Вбежали на копытцах в мир ветров

Сквозь дикий лес, что полон омерзенья, 

И в темноте засевший цианид 

Враждебный таинству совокупленья

Извивами гадючьих кос грозит!

Каков цвет славы? Ну а смерти цвет ? 

В игле дыру пробить и уколоть

Через наперсток палец необъятный 

И бессловесный. Он еще не плоть,

Но, запинаясь, только зарожден,

Слепит глаза и сеет хаос он.

2.

Весь мир мой – пирамида. На соленых

И охристо-пустынных срезах лета

Рыдает эта мумия. В пеленах

Сгибается египетский доспех, 

Но сквозь смолу скребусь я к звездной кости 

И к солнцу ложному, что цвета крови.

Мой мир – тот кипарис и та долина…

Как снова сделать целой  плоть под градом

Австрийского огня? Сквозь гром я слышу  

Все барабаны мертвецов моих.

Кишки тех изрешеченных парней 

Еще змеятся по холмам костей.

И крики – «Или, или, Савахвани!» –

За  переправою на Иордане

Моя могила полита  водой. 

Из Арктики? Из тех морей. что к югу?

На гефсиманскую тюрьму в мой сад…

И все, кто отыскать меня хотят

По следу Азии – меня теряют.

А я уже в Уэллсе. Половинки 

С копытцами качаются в прибоях

И в ракушках плутают. Враг рождений,

Чёрт с огненными вилами не даст

Понюхать пятки нового младенца,

Мешает сплетничать колоколам.

И вот скольжу я ангелом под небом.

Кто сдует смерть? А в чем вся слава цвета? 

В совокупленье! Я вдуваю в вену

Невнятной смерти темное перо.

Младенец тайный, на волнах качаюсь.

…Качается, работая, бедро!

19. ВСЁ ВСЁ!

1.

Всё всё! Рычаг сухих миров.

Морская твердь – эпоха льдов.

Масла – во всем. Обломок лавы.

Город весны.  И поворот

Цветка к земле, и колесо

Огня – вращенье городов.

Но как же, как же плоть моя?

Пустая пашня – бурой тенью.

Соски морей. Желёз явленье.

Всё, всё и всё. И плоть – в движенье,

Грех. Костный мозг. Возникновенье.

Вся плоть – рычаг сухих миров.

2.

Не бойся мира в час труда.

Не бойся сердца в клетке ребер

Стальных. Не бойся никогда

Химической и ровной крови, 

Миров размалывающих и

Тяжелых топотов машинных,

Курка. Серпа... Тех искр старинных,

Что кремень сыплет в миг любви.

С ослиной челюстью Самсон.

Грех плоти знай! Запоры клеток   

И серпоглазый ворон. Он

Тут заперт до скончанья света.

Рычаг всех рычагов. И это –

Торопит звуки граммофон.

Лицо любовника послушно,

А искры кремня сыплют стон. 

3.

Всё, всё и всё.  Миры мертвы.

И призрак с призраком сольется.

Тот, кто грядущим заражен,