Собрание сочинений в 5 томах. Том 4 - [36]

— Но главная суть, Стеша, в том, что в большом квадрате расплодились маленькие квадратики, — пояснил Илья. — Погляди в любую сторону, сколько их тут, этих квадратиков.

— Геометрия?

— Настоящая… Посмотри сюда. Что видишь? Стелются рядки и рядки. Очень удобная штука — геометрия. — Илья рассмеялся. — И для меня удобство, и для машин. Сперва «Беларусь» шагает поперек загона, исходит не один десяток километров, а затем ходит вдоль. И получается то, что мы называем перекрестной культивацией, так что каждый кукурузный стебель сошники обнимут и обласкают с четырех сторон.

— А как же ты сажал кукурузу один? — спросила Стеша и зарделась.

— Сперва, еще зимой, возил сюда удобрения. Старался все тот же «Беларусь» со своей тачкой-самосвалом. Весной вспахал, заборонил, тоже без никого. И посеял. — Илья улыбался, ему приятно было сознавать, что его работой так заинтересовалась Стеша. — Есть у меня помощница — квадратно-гнездовая сеялка. Умная машина, разбирается в геометрии не хуже любого десятиклассника. — Обнял весело смотревшую на него Стешу, сжал ее хрупкие плечи жесткими ладонями. — Но самое трудное впереди. Уборка — вот что меня пугает… Урожай будет, а как его убрать?..

— А что, Илюша?

— Еще нет уборочной машины, — пожаловался Илья. — Ждем, должны бы скоро получить. Если получим, тогда все будет так, как я задумал. Можно будет в честь машин песни слагать.

— А если не получишь?

— Тогда беда! Осрамлюсь на весь район. А мне так, Стеша, хотелось прославить силу!.. Нет, не свою, а силу машин.

Умолк на полуслове. Молчала и Стеша. Разве можно Илье осрамиться? Какими же словами утешить, ободрить? Стеша верила, что нужную машину Илья непременно получит. На заводе ее, наверное, уже сделали, а получить разве трудно? «Человек без машины бессилен». Это слова не ее, а Ильи. Хотела сказать, что не его вина, если уборочная машина не будет получена, и не сказала. Постеснялась.

Уступила ему место, и трактор, почуяв хозяйские руки, загудел. Резиновые колеса дрогнули и пошли, пошли гулять по рядкам. Над свежими, умытыми росой кукурузными листьями вспыхивал дымок — курилась пыль из-под сошников. Стеша держалась за плечи Ильи и по-детски смеялась. В эту минуту ни Стеша, ни Илья не думали о чулане и отцовском самодурстве — не то время! А над степью, будто понимая радость молодых людей, полыхало солнце, жаркое, летнее. И кукуруза и небо казались зелеными, — красиво! Мотор пел протяжно и легко. Смолкли птицы, затаили дыхание и слушали. Иной зазевавшийся жаворонок испуганно взлетал из-под колес и взмывал в небеса. Стеша махала ему косынкой. Она видела, с каким старанием сошники ворошили землю, как уходили от нее, Стеши, рядки-стежки, и в синих ее глазах искрился ребячий восторг.

Глава 20

В июне редко, да и то лишь ночью, гремели грозы и шумели дожди. Утром ни тучки. Небо поднималось бирюзовое, чистое. Казалось, что белая гряда гор подступила ближе к станице и как бы приподнялась. Всходило солнце, и белые зубцы охватило пожаром. Вблизи Трактовой громко и певуче шумела Кубань, гнала корни, несла песок, мелкую гальку. Еще мокрые сады были темные, как туча. Близ Трактовой кончалось лесистое взгорье и начиналась степь, вся исписанная лесными полосами. От хутора Прискорбного на юг уходила равнина. Созревали озимые, и если смотреть на них издали, то это не озимь, а добрый кусок желто-зеленого сукна, — бери ножницы и выкраивай любой ширины черкеску или шаровары. Рядом с пшеницей раскинулся ярко-зеленый квадрат кукурузы — стогектарка Ильи Голубкова.

Обычно в летнюю пору Прискорбный просыпался рано. Слабый рассвет только-только начинал кропить иссиня-белые плечи Эльбруса, а в хатах уже светились окна. Кажется, не было еще такого случая, чтобы Евдокия Ильинична проспала зорю. А сегодня она поднялась раньше обычного. На ночь, в дождь, Илья поставил верши и попросил мать разбудить. Худенькая, в ночной сорочке, Евдокия Ильинична умылась над тазиком, причесалась перед вмазанным в стенку зеркальцем — сколько раз она смотрела в эту крохотную склянку! Надела юбку, кофточку, повязала фартук. И все думала о том, что и Елизавета и Илья вернулись с гулянок перед рассветом. «Когда же им, бедняжкам, спать?» Вспомнила свое девичество и свои бессонные ноченьки. «Молодость, и ее никто не минует». Потушила лампу, крадучись, на цыпочках, прошла мимо кровати, где спала Елизавета. «Пусть позорюет… Хусин не дает спать, беда с этим черкесским пареньком, прилепился к дочери, репей». Взяла дойницу и прошла под навес. Сумерки, запах сухой травы. На низком, сбитом из досок помосте спал Илья. Рука матери коснулась теплого лба, пальцы ворошили чуприну.

— Илюша! Сынок, вставай… Пора верши трусить…

Илья услышал голос матери, а оторваться от подушки не мог.

— Не выспался, гуляка… Женись, Илюша, вот и будет время поспать под боком у молодой жены.

— Женюсь, мамо, женюсь.

Илья встал, растирая кулаками глаза.

— Когда, сыну?

— Теперь уже скоро. Школу Стеша окончила, чего ждать!

— А как, Илюша, та школа, что зовется Стешкиным батьком? Говорил с Василием Васильевичем?

— Обойдемся без разговоров.

— Ох, смотри, сыну, не накличь беды…