Собрание сочинений - Том 6 - [124]

Начался тщательный обыск сначала в комнате Сергея Александровича, потом в других комнатах.

У нас в доме было много книг, хранились письма родственников, друзей и даже жениховские письма моего отца. Всё досконально перечитывалось, и это заняло весь день до сумерек. За это время я улучила момент и бросила тетрадку за печку в кухне, между задней ее стеной и стеной кухни. Уже в сумерках, обозленные тем, что понапрасну проделали такую работу, начали обыск в кухне. И хотя в доме ничего противозаконного не было обнаружено, в кухне искали везде, в печке, на печке, даже в печной трубе. Глядя на это, я очень волновалась, что найдут тетради, но, слава Богу, за печкой они искать не стали.

Очень тяжелый день мы пережили, хотя всё кончилось благополучно. Вероятно, и на Сергея Александровича это событие оказало плохое действие, потому что после этого приступы болей в сердце участились.

Он чувствовал себя виноватым перед моим отцом, хотя отец мой старался убедить его, что нисколько, ни в чем его не обвиняет.

Потом он рассказывал, что был арестован в Киеве и долго находился в какой-то очень строгой тюрьме, которая носила название «каменный мешок». Рассказывал, как грозил ему расстрелом киевский прокурор за то, что Сергей Александрович якобы способствовал тому, что его книга «Великое в малом» была переведена на иностранные языки и попала за границу.

Сергей Александрович отвечал ему, что ни в переводе книги на иностранные языки, ни в пересылке ее за границу он не только не участвовал, но и не знал. «Кроме того, — сказал Сергей Александрович прокурору, — если вы меня расстреляете, то этим докажете правильность написанного мною в книге».

«Вот в том-то и дело!» — стукнул по столу кулаком прокурор. Сергей Александрович говорил, что книга его «Великое в малом» с Сионскими протоколами была в Петербурге скуплена в первый же день поступления ее в продажу. Так что даже Сергей Александрович сам не мог приобрести ни одного экземпляра, и у него этого издания книги не было.

В конце концов, Сергея Александровича освободили, признав его «коечным больным» или, может быть, боясь применить к нему суровые меры, так как книга его была известна за границей, и Сергей- Александрович говорил, что он даже получил посылку от Форда.

Но этого «коечного больного» потом всё время высылали из одного места в другое, лишив совершенно спокойствия. Вскоре после этого события я уехала с детьми в Москву и к родителям приехала только на Святки.

Елена Александровна часто мне писала и нередко упоминала в своих письмах о том, что Сергей Александрович чувствует себя хуже, что несколько раз были у него тяжелые сердечные приступы с потерей сознания. Когда мы с мужем и детьми приехали к родителям, Сергей Александрович встретил нас словами: «Уже последние звонки мне даны, Лёвушка». Но и сам он, и Елена Александровна были по-прежнему спокойны и светлы духом, а также со всеми ласковы и приветливы.

Пробыв в Крутце несколько дней, мой муж уехал в Москву на работу, я с детьми осталась еще погостить у родителей.

В комнате Сергея Александровича был образ Преподобного Серафима Саровского, где он изображен согбенным с палочкой. Сергей Александрович как-то сказал: «Вот Батюшка идет с палочкой и указывает мне дорогу. Куда он приведет меня, там я и буду».

Слова эти оказались пророческими. Наступило 1 января старого стиля. Новый год церковный. Накануне вечером мы сидели в комнате Сергея Александровича, и он читал нам вслух житие святителя Василия Великого из славянской Четьи-Минеи, хранившейся в нашем доме с давних пор. Я до сих пор помню многое из того, что содержалось в прочитанном житии.

Утром, как обычно, они с Еленой Александровной были у заутрени и литургии и, вернувшись, завтракали со всеми. После завтрака Сергей Александрович отправился к себе и, встретившись в дверях с моим дедушкой, пошутил: «Вот, отец дьякон, хорошо, что вы худенький. Вам в Царство Небесное легко будет войти, а вот я как войду». Дедушка в ответ улыбнулся.

И никто из нас в тот момент не предполагал, что остаются считанные часы, и Сергей Александрович оставит нас навсегда.

В своей комнате Сергей Александрович прилег отдохнуть, а Елена Александровна занялась около него каким-то делом.

Как обычно, в 3 часа дня мы собрались обедать на кухню, где всегда обедали. Папа позвал через стенку: «Сергей Александрович, Елена Александровна, идемте кушать».

Мы пришли в кухню, уселись за столом, но обедать не начинали, ожидая, когда придут Сергей Александрович и Елена Александровна. Но пришла одна Елена Александровна и сказала, что Сергею Александровичу плохо, и он прийти не может. Сама она набрала в плоскую металлическую фляжку холодной воды, чтобы положить ему на сердце, как они делали всегда.

Все это произошло 50 лет тому назад, медицинских сведений о стенокардии у нас не было тогда, врачебной помощи на селе тоже не было, поэтому и применялись неправильные средства, как холод на область сердца при сердечном спазме.

Но, видимо, ему стало легче, так как, когда мы, пообедав, возвращались в комнаты, он позвал нас: «Батюшка, Манечка, зайдите».

Мы с отцом вошли к ним в комнату и присели на сундук, который там стоял. Сергей Александрович сидел в кресле около письменного стола, повернувшись лицом к двери и к нам. Елена Александровна стояла позади него и держала на его голове мокрое полотенце. Сергей Александрович начал говорить о том, что приближаются тяжелые времена для Церкви, что «держай от среды отъят есть», т. е. некому удерживать людей в их устремлении всё к большему злу. Он так всегда говорил и повторил теперь.