Собрание сочинений. Том 4 - [175]

А Виктор еще спрашивает: где резервы?

Вспомнился навалоотбойщик Леша Замковой и вся их бригада. Это было третьего дня на шахтном дворе, у фонтана. Андрей сам напросился на беседу, и навалоотбойщики откровенно и охотно взялись говорить с ним, как всегда говорят шахтеры: без опаски, не жалуясь, а критикуя всех и вся, по-хозяйски. И только самый молодой из всех, как девчонка хорошенький. Леша Замковой все время тоскливо и невпопад канючил:

— И не заработаешь вовсе. Какие тут заработки? Заработка нет...

— Да тебе-то что заработки? — наконец, в сердцах прикрикнул на него пожилой бригадир, депутат райсовета. — Ты ж одинокий, холостой! Тебе-то деньги зачем?

Леша смущенно смолк и больше уж в беседу не вмешивался. А Андрею вдруг захотелось непременно узнать: зачем же этому мальчику деньги? А они были ему очень нужны — это читалось в его жадно-тоскливых, ищущих, даже алчных глазах. И Воронько не поленился — нашел вечером Лешу в общежитии и все выяснил.

Хотел Леша Замковой купить себе аккордеон. Он и играть-то на нем еще не умел и никогда раньше о нем и не думал. Но увидел однажды, случайно, в окне магазина — новенький, нарядный, праздничный, и солнечные зайчики на перламутре — и покоя лишился.

— Понимаете, замечательный такой аккордеон! Ну — сказка! И недорого. Мне вполне по силе, — и вздохнул уже как взрослый, — Если б, конечно, заработки были, как раньше, когда выполняли план...

И ради этой перламутровой мечты готов был Леша Замковой самозабвенно работать в лаве — сколько угодно, вы не смотрите, я сильный! — как и его сосед по койке, тоже холостяк, Всеволод Нечаенко — ради мотоцикла.

— Как мотоциклетку куплю — сейчас же в выходной день на Азовское море! Факт! Купаться!

Еще вспомнился Андрею крепильщик Коля, в танкистской бархатной фуражке со звездой и в гимнастерке без петлиц и пояса, — шахтеры поясов не любят, без них просторнее...

Этот сам подошел к Андрею на улице. Сам и представился:

— Николай Зубков. По жилищному вопросу.

— Давно из армии? — заинтересовался Андрей.

— Линию Маннергейма брал. Самолично три дота, — браво доложил Зубков. — А сейчас наметил себе для жизни долговременный дот получить. Имею право? — с вызовом спросил он: видно, уже долго ходил по жилищному вопросу. — А может, я жениться хочу? Имею право?

— Имеете... — улыбнулся Андрей.

— А если домов у вас нету — так дайте лес. Я себе сам для свово семейного счастья блиндаж оборудую, — сказал он, чуть дотрагиваясь рукой до топора на плече. Видно, этим крепильщицким топором он и надеялся вырубить себе счастье.

— А что, Виктор, — усмехнувшись, спросил Андрей, — к тебе не приходил крепильщик Зубков по жилищному вопросу?

— Зубков? Н-нет... Не помню! — отозвался Виктор, отмахиваясь от пчелы, вдруг залетевшей в машину.

— Ну, придет! Я ему записку дал. Ну, а переносчика конвейера Родиона Савчука, с шахты «Четыре-бис», помнишь? Встречался с ним?

— Савчук? Это какой же Савчук? — настороженно следя за пчелой, ответил Виктор, — Впрочем, нет... Не помню...

— Жаль! Он предлагает новый метод переноски конвейера. Очень любопытно!.. Следовало бы поддержать. Захара Ильича Гайдученко ты, конечно, знаешь?

— Гайдученко? Постой... Это у Голубева?

— Нет. У Беловежи. Да, действительно, люди не по твоей части! — насмешливо заметил Андрей. — А Гайдученко следовало бы знать. Известный на шахте человек. Мужик — умный! Группарторг. Вот посмотри-ка, что он мне тут дал. — Андрей вытащил из кармана узенькую записную книжку в черном коленкоре; когда-то у артельщиков были такие книжечки. — Это его дневник. Сам он, впрочем, называет это метеосводками. Вот слушай! «11 июня: вышла из строя врубовка. Простой — 8 часов. 12 июня: сгорел мотор на врубовке. Простой — 8 часов. 13 июня: из-за неполадок на бремсберговой лебедке стояли 2 часа. 15 июня: сгорели розетки контроллера. Простой — 3 часа. Порвалась цепь транспортера. Простой — полтора часа. 16 июня: сорван редуктор. Простой 2 часа...». Да, плохие метеосводки! Пасмурно, пасмурно, слякоть, грязь...

Пчела, обезумев, металась по кабине, встревоженно и тоненько жужжала. Она заблудилась, потерялась в этом незнакомом мире. То кидалась вверх, в простор, в небо — небом оказывалась крыша кабины; то, спасаясь, бросалась к знакомой земле, к цветам и травам — землей оказалась подушка сиденья. Она уже несколько раз больно ударялась о стекла: ее дважды чуть не прихлопнул с досады водитель... С помятыми крылышками и совсем одурев, металась она, не находя выхода; она уже обессилела, а жужжание становилось все жалобней и тоньше.

Виктор рассеянно следил за ее судорогами. Зачем она залетела сюда, в «голубой экспресс»? Здесь цветов нет, здесь только бензиновые запахи, да жаркий стук мотора, да два рассерженных, желчных гражданина, с них сейчас меду не соберешь!

— У тебя под землей сотни коммунистов работают, — продолжал между тем Андрей. — Ты прислушивался к ним? А ты послушай, о чем в партгруппах на участках говорят. Слишком много безобразий, неполадок, мелких, ежедневных аварий... Там — сломался вал на лебедке. Там — вышла на строя роторная шестерня привода. Там — рештаки дырявые...