Собрание сочинений. Том 3 - [136]

И я видел дорогу, которой шла наша армия. От Волги до самой Эльбы это была дорога жестоких боев. На этом пути мы и уничтожили гитлеровскую армию. Убитые нами фашисты уже не могли встать против марширующих к Эльбе с запада войск союзников.

Я горд, что видел эту дорогу и шел ею. Да, это мы сломали хребет Гитлеру. Это мы спасли мир от фашизма. Это мы освободили Европу.

И об этом нельзя не вспомнить сегодня. Это никто не имеет права забыть.

Три года тому назад, в утро первого Дня победы, я стоял вместе с бойцами из корпуса Переверткина на куполе рейхстага. Мирное было утро. И дали были ясны и прозрачны. И воздух чист. Запах пороха рассеялся, улеглась ржавая пыль с развалин.

И боец, стоявший рядом, снял тогда свою видавшую виды пилотку и сказал тихо:

— Вот и отвоевались! — потом посмотрел вокруг себя на мир и ласково помахал пилоткой. — Теперь живи, человечество! Хорошо живи!

Живи, человечество, живи мирно, спокойно, счастливо! Дорожи миром — это естественное состояние человека. Пусть не смущает тебя истерический вой поджигателей войны, — наша сила крепче. Дело мира — правое дело, оно и победит.

На страже мира во всем мире по-прежнему спокойно и несокрушимо стоит простой советский человек в серой солдатской шинели.

1946 г., май

В БРЯНСКИХ ЛЕСАХ

1

Недавно мне вновь довелось побывать в Брянских лесах, точнее, — в северных районах Брянщины: Клегнянском, Жуковском, Рогнединском и Дубровском.

Здешние места широко известны в нашем народе под именем «Партизанского края». Когда иноземное нашествие докатилось сюда, брянцы стали партизанами.

Обезлюдели деревни. Замерла жизнь в них. Только осенний ветер голосил в брошенных избах. Брянские колхозники не только не покорились оккупантам, — они не захотели даже жить рядом с ними, дышать одним воздухом...

Началась народная война.

Есть в Жуковском районе колхоз «Муравей». До войны это был большой и богатый колхоз, добрая слава о нем гуляла по обоим берегам Десны, доходила и до соседней Смоленщины. Это был действительно веселый и трудолюбивый колхозный муравейник.

Оккупанты разорили его. Но и этого им было мало. Однажды ночью они внезапно нагрянули на село и обложили его, как загонщики, волчьей облавой, — жители так и не успели уйти в спасительный лес.

К утру от богатого некогда села остались одни головешки.

Я был в здешних местах вскоре же после войны. Я еще застал «зону пустыни». Головешки, головешки, головешки... Следы пожарища и знаки разорения.

На колхозные земли яростно наступал лес, пахотные площади покрывались дружным и напористым молодняком: цепкие заросли подступали уже вплотную к разоренным селам. Казалось, лес хочет поглотить все окрест, все накрыть своей могучей зеленой шапкой.

Невиданная засуха 1946 года еще ниже пригнула колхозников к земле. Люди ютились в землянках. В землянках были и школы, и сельсоветы, и правления колхозов. Я глядел на все это разорение и невольно думал: сколько же сил, средств, анергии и, главное, времени, — времени, времени! — надобно, чтоб восстановилась здесь жизнь?

2

Знаменательно, что, вернувшись на родное пепелище после изгнания оккупантов, люди сразу же, — не дожидаясь ни указаний сверху, ни зова организаторов, — сами стали собираться в колхоз. Никому — ни дряхлым старикам, ни старухам, ни многодетным женщинам (а они теперь были единственной силой на селе, мужчины-партизаны ушли на запад добивать врага) — никому даже в голову не пришло устраивать свою жизнь теперь вне колхоза, в особицу, единолично, на свой страх и риск, в стороне от соседей. Напротив, именно в колхозе видели люди свое единственное спасение. Они свято верили в колхозную силу. Они уже знали ее.

— Ах, как жили! Вот как жили! Кабы снова так жить!..

И не выплакавшись как следует на развалинах собственного очага, вдовы сразу же потянулись к тому, что некогда было колхозной усадьбой. Сюда стали стягивать кто уцелевшую борону, кто плуг, кто мешок семян. Тут вокруг стариков мужчин, как трепетные молодые побеги подле старого дуба, сгрудились женщины и подростки...

В колхозе «Муравей» такими стариками оказались Симкин Филипп Андреевич и Рекунов Григорий Иванович, «главный партизанский кучер», дед престарелый и разговорчивый, но еще могучий и работящий, к тому же хороший плотник. На первых порах они, как умели, при дружной подмоге женщин стали строить заново колхоз... А тут по ранению вернулся из армии старый солдат Василий Григорьевич Игнатиков, прежний председатель колхоза. Руководство сразу же перешло в его многоопытные руки.

Развороченный муравейник ожил. Весной уже дружно сеяли.

...И вот я снова в Брянских лесах, в «зоне пустыни». Какие чудесные перемены!

Тогда — несколько лет назад — в глаза прежде всего бросались руины да развалины, сейчас — раньше всего замечаешь свежесрубленные, пахучие, нарядные и веселые избы. Тогда — горькая тишина кладбища встречала вас у поскотины и шла рядом с вами по всему селу, теперь — все окрест звенит молодыми голосами...

И люди повеселели. Собравшись в новой, просторной, богатой избе «партизанского деда» Рекунова — и до войны у старика не было такой хоромины! — они оживленно толкуют о том, что пора уже приниматься за осуществление тех колхозных планов, что были прерваны войной: пора электрифицировать колхоз, поставить мельницу, пилораму...