Собрание сочинений. Том 2. Стихотворения - [7]

Я тебе верю, и к черту Отелло!

1966

* * *

Губы пахнут почкой тополиной —

Так они подснежны и лесны!

Повторимый и неповторимый

Поцелуй мне твой как весть весны.

Мы стоим под тонкими ветвями,

Как два стройных тополя, прямы.

Нет! У нас с тобою не отняли

Наших чувств глухие дни зимы.

У причала рыхлый лед синеет,

Мягкой дымкой даль заволокло.

Ты мне говоришь: — Хочу сирени! —

До нее теперь недалеко.

Под ногами легкое шуршанье,

А над нами гнезда и галдеж.

Я люблю твое непослушанье,

Твой каприз: — Иди! — А ты нейдешь.

Губы, как ребенок, надуваешь,

Сводишь две упряминки бровей.

Как ты хороша тогда бываешь,

Как прекрасна детскостью своей!

1966

* * *

На ветвях сирени клювики.

Нам она кричит вдогон:

— Люди! Вы ведь очень любите

Мой сиреневый огонь.

Зацвету невестой скоро я,

Буду чудо хороша.

Жизнь людей и вся история

На моих глазах прошла.

Многие меня ломали,

Восклицая: — Ах, сирень! —

Потому что понимали —

Порох есть, но я сильней!

Постоим, мой друг, чуточек,

Где когтистый этот куст,

Над священной тайной почек,

Над весною наших чувств!

1966

* * *

— Не надо, не спеши на мне жениться! —

Ты мне сказала, умница моя. —

Ведь это счастье может и разбиться

О грубые уступы бытия.

Ну, женимся, потянем честно лямку,

Убьем любви высокое чело

И заключим себя в такую рамку,

В которой даже предкам тяжело.

Давай мы будем два отдельных луга,

Два родника двух солнечных долин.

Пусть лучше нам недостает друг друга,

Чем мы друг другу вдруг надоедим.

Давай мы будем два сосновых бора,

Стоящих в стороне от всех сует.

Чтоб два больших, серьезных разговора

Сливались в наш один большой дуэт.

— Давай мы будем! —

Ты сидишь, сияешь,

Как купола старинные в Кремле,

И тихо землянику собираешь

На золотой захвоенной земле.

1966

* * *

Завидую зиме, ее характеру,

Ее уменью лечь, спокойно спать.

И пусть ее когтями зверь царапает,

Медведь дерет — зиме не привыкать!

Сон у нее глубок, она не нервная,

Ей не нужны ни мединал, ни бром,

Она себе в своих привычках верная,

Ее подымет только майский гром.

Но до него, до грома, как до млечности,

Снега лежат, как скатерти, белы,

И нам с тобой они до бесконечности

Московским зимним вечером милы.

Нагнись и набери снежку в ладони,

Я выбегу вперед, не оглянусь,

И счастлив буду от такой погони,

Ну, попадай в меня, я не боюсь!

1966

* * *

Иволга моя зеленоверхая,

Жаворонок звонкий, полевой,

Как ты неожиданно приехала,

Властно засияла надо мной!

— Здравствуй! —

Губы в губы, руки на плечи,

И молчим, и нам не надо слов.

А глаза как две большие каплищи,

Как два дыма двух степных костров.

Как теперь мне любится и верится,

Пальцы не ласкают — счастье ткут.

Ты со мной — и вся планета вертится,

Звезды в мироздании текут.

1966

* * *

И я когда-то рухну, как и все,

И опущу хладеющую руку,

И побегут машины вдоль шоссе

Не для меня — для сына и для внука.

Мой цвет любимый, нежный иван-чай,

Раскрыв свои соцветья в знойный полдень,

Когда его затронут невзначай,

Мои стихи о нем тотчас же вспомнит.

А ты, моя любовь? Зачем пытать

Таким вопросом любящего друга?!

Ты томик мой возьмешь, начнешь читать

И полю ржи, и всем ромашкам луга.

А если вдруг слеза скользнет в траву,

Своим огнем земной покров волнуя,

Я не стерплю, я встану, оживу,

И мы опять сольемся в поцелуе!

1966

* * *

Зима еще в силе

Морозы в запасе.

Поэты о ней

Говорят на Парнасе.

Рифмуют:

      морозы,

      прогнозы,

      колхозы,

И рифмы, как сестры

Родные, похожи!

Не весь еще снег

Облака нам раздали.

Снега в феврале

Будут в полном разгаре.

Сугробами

Наша земля забрюхатит,

Мороз даже в марте

Как надо прихватит.

Зима еще в силе,

Любовь наша в силе.

Мы именно этого

И просили.

Не просто:

     сошлись-разошлись —

     и бесследно,

А так, чтобы сердце

Летело победно.

Чтоб нам с тобой

В этом полете открылась

Двусильность,

Двузоркость,

Двунежность,

Двукрылость!

1966

* * *

Вот и дожили до четверга

Ты и я, как и все горожане.

А за эту неделю снега

Стали глубже и урожайней.

От больших снегопадов своих

Небо очень и очень устало.

Серый тон во все поры проник,

Небо бледное-бледное стало.

Невысок у него потолок,

И в оконной моей амбразуре,

Дорогая, который денек

Не хватает лучей и лазури.

Приезжай! И обитель моя

И засветится, и озарится,

И разбудит, взбодрит соловья

Вдохновляющая жар-птица.

1966

* * *

Рано утрой тебе позвоню,

В Подмосковье тебя позову.

Выйдем в лес под еловый навес,

В царство снега и птичьих чудес.

Дятел дерево звонко долбит,

Заяц прыгает в блиндаже.

— Ты, косой, — говорю, — не убит?

— Я-то нет, а братишка — уже!

И пошел, припустил во весь мах,

Ни лисе, никому не схватить.

Хорошо ему в зимних домах —

Ни за свет, ни за газ не платить!

Арки снежные над головой

Перекинуты там и тут.

На прогалине снеговой

Снегири красногрудо цветут.

1966

* * *

Что привезти тебе из Тюмени?!

Что подарить тебе, милая скромница?!

Самую сильную рыбу тайменя?

Или потешную белку-кедровницу?

Что присмотреть и какую обновку?

Не был пока я в Тюмени, а думаю.

Или достать мне лисицу-огневку,

Или тебе по душе черно-бурая?

Может, в Тюмени зайти в пимокатную,

Валеночки заказать, как положено?

Чтобы ты, радость моя незакатная,

Белые ноженьки не заморозила!

Иль привезти тебе хлебца тюменского,

Белого-белого, мягкого-мягкого.

Самого что ни на есть деревенского,

Свежего, дышащего, немятого!

Все привезу! Когда любишь, то жалуешь