Собрание сочинений. Том 1. Стихотворения - [50]

Шрифт
Интервал
Чтобы загодя тело к земле привыкало!
1963

* * *

Порою поэзия ценит молчание
И мудрое мужество тихих минут.
Она никому не прощает мельчания.
Она — высота. А высоты берут.
А ты иногда, рифмоплет безголовый,
Поэзию спутав с поденным трудом,
В пустой колокольчик заблудшей коровы
Звонишь и звонишь, ну а толку-то в том!
1963

* * *

Шерсть у мамонта светло-рыжая,
Шерсть у мамонта можно прясть.
Только мамонты вот не выжили,
Не спасла их нахальная масть.
Лед на мамонта навалился,
И однажды пришла беда.
Как же ты, таракан, сохранился
За холодною пазухой льда?!
1963

* * *

Революция на крови
И на порохе зарождалась!
Эта роща ружьем насаждалась,
Силой, вздохом пробитой брони.
Потому цвет знамен ваших ал,
Что знамена кроплены борьбою,
Потому и народ подымал
Так уверенно их над собою.
Нет! Не вылинять красной краске,
Не погаснуть от вражьих клевет,
Потому что у нашей власти
Есть всесильное слово —
            Совет!
Вновь история создается,
Вся в ожогах и вся в дыму.
Все проходит — народ остается,
Все, что есть на земле — все ему!
1963

Рассвет в лесу

Лесная держава стоит, не шелохнется.
Могучие сосны без просыпу спят.
Рассвет пробирается, словно молочница,
Надев свой неношеный, чистый халат.
Под нижними ветвями елки темно еще,
Ночь прячется в этот зеленый амбар.
На ноте высокой, пронзительной, ноющей
Работает зверь под названьем комар.
Стоят сыроежки лиловые, синие,
Налитые теплою летней водой.
Трава так и просит: «Скорее коси меня,
Бери меня в силе моей молодой!»
Белеет березок палата больничная,
Ложись в этот госпиталь — будешь здоров.
Лекарство пропишут тебе земляничное,
Оно не в аптеке — у самых стволов.
Бушует, как пламень, иван-иванчаистый,
Зелеными веслами листьев гребя.
— Здорово! — кричит мне. — Кого здесь
            встречаешь ты?
— Ванюша! Братишка мой милый, тебя!
Идут таволожники белоголовые,
Торжественна поступь, осанка горда.
Присяду на пень и открою столовую
С несложным меню — черный хлеб и вода.
О родина! Слезы под горло подкатывают,
Как сердце, до боли сжимается стих.
В твои материнские очи заглядывают
Влюбленные очи поэтов твоих!
1963

* * *

Крутые перекаты ржи,
Многострадальной, многострадной.
И ветерок летит с межи
Такой приятный и прохладный.
Кормилица моя! Я здесь,
С достоинством своим и честью.
Смотри сюда — изранен весь,
А губы складывают песню.
В беде, в кручине, в горе петь —
Вот высшее самообладанье.
И можно ль сердцу утерпеть
В такое важное свиданье?!
Волнуйся, наливайся, зрей,
Родная рожь, — ты наша совесть.
Твои волненья — для людей,
А люди что-нибудь да стоят!
1963

Весенние костры

Весенние, предмайские костры!
Когда листва едва-едва в намеке,
Когда огонь, как древние пророки,
Подъемлет к небу тонкие персты.
Все забирает он: бумагу, ветошь,
Опилки, мусор, старую парчу, —
Ежеминутно заявляя: — Нет уж,
Коль вы меня зажгли — я жить хочу!
Как ненасытен огненный обжора!
Чего в него ни кинешь, все горит.
— А ну, несите доску от забора! —
Он молодому парню говорит.
— Давай ботву!
Несите кочерыжек!
Кладите сучьев, веток, даже дров! —
Как я люблю
Собранье этих рыжих,
Весенних и веснушчатых костров!
Они горят в полях, на огородах,
Издалека волнуя и маня,
И слышится в их огненных колодах
Пчелиное гудение огня.
Одолевая версты и гектары,
По старым травам и сухой стерне
Идут костры. Они, как санитары,
Дают дорогу жизни и весне.
1963

Я видел Россию

Я видел Россию.
Она поднималась
Туманом над речкой
И светлой росой.
Шла женщина русская
И улыбалась,
За женщиной следовал
Мальчик босой.
И дрогнуло сердце:
— Уж это не я ли?
Аукни то время
И голос подай.
Мы с матерью
Точно вот так же стояли
И сыпали соль
На ржаной каравай.
Я видел Россию.
Бил молот тяжелый,
Послушно ему
Поддавалась деталь,
А рядом кузнец
Уралмаша веселый,
Играя, шутя,
Поворачивал сталь.
Я видел Россию.
Вода на турбины
Бросалась и пела
В тугих лопастях,
И древние, волжские
Наши глубины
Светили во тьму
Всей душой нараспах.
Я слышал Россию.
В некошеном жите
Всю ночь говорил
Коростель о любви.
А сам-то я что,
Не Россия, скажите?
И сам я — Россия!
И предки мои.
Особенно тот,
Под замшелой плитою,
Который Москве
Топором присягал,
Который когда-то
С Иван Калитою
Москву белокаменную
Воздвигал.
Россия!
Рябины мои огневые,
За вас, если надо,
Сгорю на костре.
Во мне и равнины
Твои полевые,
И Ленин,
И Красная площадь
В Москве.
1963

* * *

Я дам твое имя моей балалайке!
Играю — а кажется, ты говоришь.
И голосом доброй, хорошей хозяйки
Мне ласково петь о России велишь.
А я ее знаю! За каждою строчкой,
За каждым моим искрометным стихом
Я вижу то клюкву в болоте на кочке,
То месяц, который на крыше верхом.
То Вологда вспомнится мне, то Воронеж,
То лес богатырский, то степь Кулунда.
То хлеб, за который с ломами боролись,
То лагерный суп-кипяток — баланда.
Я песнями все залечу и занежу,
Я раны зажму, чтобы кровь не текла.
Чего мне! Я хлеб человеческий режу,
И руки оттаивают у тепла.
Душа моя! Колокол сельский во храме.
Ударю по струнам — и радость звенит.
Я чувствую, как над моими вихрами
Отзывчивый ангел-хранитель парит!
За жизненным новым моим поворотом
Сады зацветают в январских снегах.
И свадьбы, и свадьбы, и стон по болотам,
И я, как царевич, иду в сапогах!
1964

Голуби обленились

Голуби обленились,
Очень испортились просто.
Вся их надежда на милость,
На пенсионное просо.
Продолжить чтение
Еще от автора Виктор Фёдорович Боков
Наш Современник, 2008 № 09

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

Собрание сочинений. Том 2. Стихотворения

В том вошли стихотворения 1960–1980 годов из книг: «Алевтина», «Три травы», «В трех шагах от соловья», «Ельничек-березничек», «Стежки-дорожки».

Стихи

Род. в д. Язвицы Московской обл. Родился в крестьянской семье, работал шлифовальщиком. Учился в Литинституте с 1934 по 1938 год. После был арестован и оказался в Гулаге, а затем в ссылке. Вернувшись, жил в бедности: "Я ходил месяцами с небритым лицом, вспоминал петербургские ночи Некрасова, я питался, как заяц, капустным листом, а меня покрывала и ржа и напраслина… Я ни разу. Коммуна, тебя не проклял — ни у тачки с землей, ни у тяжкого молота… Весь я твой! Маяковский и Ленин — мои!.." — он писал эти стихи о коммуне и, конечно, не знал, что именно Ленин подписал первый декрет о создании первого лагеря для политзаключенных, одним из которых стал сам поэт.

Собрание сочинений. Том 3. Песни. Поэмы. Над рекой Истермой (Записки поэта).

В том вошли песни разных лет, поэмы, книга прозы «Над рекой Истермой» (Записки поэта).

Рекомендуем почитать
Курортник

Во второй том входят следующие произведения: «Кнульп», «Курортник», «Степной волк».Повесть «Курортник» (1925 г.) — плод раздумий писателя о собственной жизни, о формах и путях преодоления конфликта между Духом и природой, личностью и коллективом.Перевод с немецкого В. Курелла.Комментарии Р. Каралашвили.Герман Гессе. Собрание сочинений в четырех томах. Том 2. Издательство «Северо-Запад». Санкт-Петербург. 1994.

О мышах и людях

В повести «О мышах и людях» Стейнбек изобразил попытку отдельного человека осуществить свою мечту. Крестный путь двух бродяг, колесящих по охваченному Великой депрессией американскому Югу и нашедших пристанище на богатой ферме, где их появлению суждено стать толчком для жестокой истории любви, убийства и страшной, безжалостной мести… Читательский успех повести превзошел все ожидания. Крушение мечты Джорджа и Ленни о собственной небольшой ферме отозвалось в сердцах сотен тысяч простых людей и вызвало к жизни десятки критических статей.Собрание сочинений в шести томах.

Робин Гуд

Роман Дюма «Робин Гуд» — это детище его фантазии, порожденное английскими народными балладами, а не историческими сочинениями. Робин Гуд — персонаж легенды, а не истории.

Царь-рыба

Самобытный талант русского прозаика Виктора Астафьева мощно и величественно звучит в одном из самых значительных его произведений — повествовании в рассказах «Царь-рыба». Эта книга, подвергавшаяся в советское время жестокой цензуре и критике, принесла автору всенародное признание и мировую известность.Собрание сочинений в пятнадцати томах. Том 6. «Офсет». Красноярск. 1997.