Собрание сочинений. Том 1. Стихотворения - [45]

Шрифт
Интервал

1962

* * *

Выхожу во всем простом —
В гимнастерке, как армеец.
Радость — я иду с отцом,
Связан с ним одним родством,
Как отец, косить умею.
Мне ничто отбить литовку!
У меня широкий взмах.
Я когда держал винтовку,
Брал ее наизготовку —
Думал все о клеверах,
О лугах, коростелях,
О покосах первостойных,
О моих родных полях
И родителях достойных.
Вся трава стоит в росе,
На дорогах пыль прибита.
Я по грудь стою в красе,
Время дать моей косе
Слово, острое как бритва.
1962

Реквием

Вот и меня вы хороните. Все!
Кончилась жизнь — голубая аллея.
Катится солнечное колесо,
Но я уже не ученик Галилея.
Бьет в камышах разъяренный сазан,
Плещет в садке золотистая глыба,
Я про нее уже где-то сказал,
Вы продолжайте — хорошая рыба!
Голос знакомый летит из леска,
Радугой песенной радуя лето,
Иволга, милая! Как мне близка
Влажная, нежная, нежная флейта.
Как я любил твой несложный распев,
Птичьего горла мгновенное сжатье,
Как и любил! И прошу теперь всех:
Кто-нибудь эту любовь продолжайте!
Нет меня! Нет меня! Только стихи,
Неумирающий солнечный лучик,
Рвутся в тот круг, где стоят женихи,
И выбирают, которая лучше.
Плакать хотите — поплачьте чуть-чуть,
Но не особенно все же старайтесь,
Поберегите слезу — этот путь
Каждого ждет, будет час, собирайтесь!
Но не зову я вас в холод могил,
В царство могильного, темного моха,
Я завещаю, чтоб каждый любил
Жизнь до последнего стука и вздоха!
Вот и зарыт я. И сдвинулся дерн.
Как хорошо мне лежать под травою.
Мальчик! Труби в пионерский свой горн,
Пусть мои радости будут с тобою!
1962

* * *

Я не мог бы жить на островах!
Мне морских просторов будет мало.
Надо, чтобы с поля подувало,
Чтобы ветерок звенел в овсах.
Надо, чтобы где-то под Медынью
Кто-то на лугу косу точил,
Надо, чтобы с горькою полынью
Ветер с поля песню приносил.
Может, это и не очень правильно
Так извечным бытом дорожить,
Только сердце мне такое вставлено.
Русское оно! И мне с ним жить!
1962

На могиле Пастернака

На могиле Пастернака
Расцвели два алых мака,
В изголовье таволожник
Тихо шепчет: — Спи, художник!
Он бежал ко мне бывало —
Здравствуйте! Но это мало,
Обнимал и тряс руками:
«Помните, как мы на Каме?!»
Чистополь. Сугробы, стужа,
Дров не сыщешь, мерзнет Муза,
Чья-то частная квартира,
Переводы из Шекспира.
Я теперь его не слышу.
Три сосны ему за крышу,
Мать-земля за одеяло,
Он любил меня бывало.
1962

* * *

Был ли я счастлив?
     Трудно ответить.
Был ли несчастен?
Еще трудней.
Что-то во мне и греет и светит,
Бесконечное
      множество дней.
Что-то меня подымает и будит
Нежно, негрубо:
     — Вставай, соловей!
И, как вербовщик,
         в дорогу вербует,
В дальние дали
        державы моей.
Это, быть может,
        слова моей матери,
Те, что запали в меня с молоком.
Как я люблю их!
      И как я внимателен
К ней, что ходила всю жизнь
          босиком.
Мудрая!
Добрая!
Тихая.
Скромная.
Если хоть чем-то обидел,
            прости.
Подвиг безмерный,
Счастье огромное
Слово твое
По России нести!
1962

* * *

Никого не жалеет природа,
Что ей слава и авторитет!
Отнимает она у народа,
Кто ей люб — и заступников нет.
Вот и мать мою не пожалела,
В День Победы сровняла с землей.
Для нее невозбранное дело
В некий час прикатить и за мной.
Чем прикажете отбиваться?
Заседаниями? Гостьми?!
Если скажет она — собираться!
Значит, надо ложиться костьми.
Остаются лишь небо и звезды.
И трепещущий флаг на Кремле.
И все то, что при жизни ты роздал
Всем оставшимся жить на земле.
1962

* * *

Сальери печется всегда о карьере.
А Моцарту что? Моцарт солнышку рад.
Он сядет с детишками где-то на сквере
И сказку затеет и что ему яд?!
Сальери сидит и сидит за пюпитром
И высидит что-нибудь за ночь к утру.
А Моцарт на выкрик цветочниц «Купите!»
Идет и открыто смеется: — Куплю!
Он нищего в дом свой заводит со скрипкой,
Дает ему честный и искренний грош.
Он верит в талант человека сокрытый
И знает, что горе людское — не ложь.
О, Моцарт мой милый! Ты дорог, ты близок,
Ты музыкой можешь погибших спасать.
Мне в руки бы твой карандашный огрызок.
Ах, как бы я стал вдохновенно писать!
1962

* * *

Два порядка пуговиц,
Черное пальто.
Ходит некий путаник,
Гражданин никто.
Два порядка пуговиц,
Золотой транзит.
Он кого запугивает,
А кому грозит.
Иванову скажет:
— Берегись Петрова!
А Петрову скажет:
— Бойся Иванова!
Для него все общество
Склока и клоака.
Заступись, пророчица,
Защити, Плевако!
1962

Пушкин и Маяковский

В полночь в небе московском
Звонкая синева.
Пушкин и Маяковский,
Как братья и сыновья.
Мать для них —
Родная Россия,
Ни морщинки в лице.
Старшего образовала,
Младшего не отдавала,
Не отдавала в лицей.
Не отдавала,
Наверно, знала,
Младшему будет другая судьба.
Митинг с броневика у вокзала,
Выкрик улиц: — Бей в барабан!
Младшему
Революция стала лицеем,
Взятие Зимнего,
Порох борьбы,
Огонь возмущенья,
Прямой и прицельный,
Песня — Мы не рабы!
Александр Сергеич,
Владим Владимыч,
Вы нам оба необходимы.
Вы стоите теперь по соседству
И главенствуете на площадях.
Два великие ваши сердца
Продолжают звучать в стихах!
1962

Дикарь

Дикарь плясал и пел вкруг мамонта,
Мослы глодал и кость сосал.
Чтобы оставить нам орнаменты,
Он камни и кремни тесал.
Он оглаушивал дубиною,
Чтобы дикаркой овладеть,
Не называл ее «любимою»,
Не думал ей романсы петь.
Все брал он с бою: мясо, шкуру,
Огонь и даже дикий мед.

Еще от автора Виктор Фёдорович Боков
Наш Современник, 2008 № 09

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Собрание сочинений. Том 2.  Стихотворения

В том вошли стихотворения 1960–1980 годов из книг: «Алевтина», «Три травы», «В трех шагах от соловья», «Ельничек-березничек», «Стежки-дорожки».


Стихи

Род. в д. Язвицы Московской обл. Родился в крестьянской семье, работал шлифовальщиком. Учился в Литинституте с 1934 по 1938 год. После был арестован и оказался в Гулаге, а затем в ссылке. Вернувшись, жил в бедности: "Я ходил месяцами с небритым лицом, вспоминал петербургские ночи Некрасова, я питался, как заяц, капустным листом, а меня покрывала и ржа и напраслина… Я ни разу. Коммуна, тебя не проклял — ни у тачки с землей, ни у тяжкого молота… Весь я твой! Маяковский и Ленин — мои!.." — он писал эти стихи о коммуне и, конечно, не знал, что именно Ленин подписал первый декрет о создании первого лагеря для политзаключенных, одним из которых стал сам поэт.


Собрание сочинений. Том 3. Песни. Поэмы. Над рекой Истермой (Записки поэта).

В том вошли песни разных лет, поэмы, книга прозы «Над рекой Истермой» (Записки поэта).


Рекомендуем почитать
Курортник

Во второй том входят следующие произведения: «Кнульп», «Курортник», «Степной волк».Повесть «Курортник» (1925 г.) — плод раздумий писателя о собственной жизни, о формах и путях преодоления конфликта между Духом и природой, личностью и коллективом.Перевод с немецкого В. Курелла.Комментарии Р. Каралашвили.Герман Гессе. Собрание сочинений в четырех томах. Том 2. Издательство «Северо-Запад». Санкт-Петербург. 1994.


О мышах и людях

В повести «О мышах и людях» Стейнбек изобразил попытку отдельного человека осуществить свою мечту. Крестный путь двух бродяг, колесящих по охваченному Великой депрессией американскому Югу и нашедших пристанище на богатой ферме, где их появлению суждено стать толчком для жестокой истории любви, убийства и страшной, безжалостной мести… Читательский успех повести превзошел все ожидания. Крушение мечты Джорджа и Ленни о собственной небольшой ферме отозвалось в сердцах сотен тысяч простых людей и вызвало к жизни десятки критических статей.Собрание сочинений в шести томах.


Робин Гуд

Роман Дюма «Робин Гуд» — это детище его фантазии, порожденное английскими народными балладами, а не историческими сочинениями. Робин Гуд — персонаж легенды, а не истории.


Царь-рыба

Самобытный талант русского прозаика Виктора Астафьева мощно и величественно звучит в одном из самых значительных его произведений — повествовании в рассказах «Царь-рыба». Эта книга, подвергавшаяся в советское время жестокой цензуре и критике, принесла автору всенародное признание и мировую известность.Собрание сочинений в пятнадцати томах. Том 6. «Офсет». Красноярск. 1997.