Собрание сочинений. Т. 5. Буря. Рассказы - [191]

— То было в Америке, — не отступался Паулис. — А мы живем в советском государстве… Товарищ Сталин сказал, что самым ценным и дорогим капиталом в мире являются люди.

— Там посмотрим, насколько мы дороги и ценны… — проворчал Андерсон.

Воцарилось неловкое молчание. Всем захотелось есть, а хлеба никто не захватил — все были уверены, что к обеду вернутся на берег. Первым прервал молчание Вимба.

— Мороз крепчает. К вечеру защиплет еще сильнее. Мы замерзнем, как воробьи, если будем сидеть сложа руки. Надо шевелиться.

— Много ты здесь нашевелишься… — буркнул в ответ Андерсон, но тут же разыскал плицу[20] и вычерпал воду, скопившуюся на дне от мокрых сетей и просочившуюся в лодку сквозь расшатанные борта старой посудины. Остальные тоже не сидели без дела: сбивали лед с бортов, с весел, уключин и с полотна сетей, аккуратнее укладывали сети, поплавки и грузила, а когда все было сделано, взялись за весла и начали медленно грести.

Вимба вынул из сети несколько салак, выпотрошил и стал есть, макая сырую рыбу в соль, которую, по старой привычке, всегда брал с собой, уходя в море. Глядя на него, остальные тоже принялись потрошить салаку, и вскоре голод был несколько утолен. Вместе с тем вернулось и хорошее настроение, и все как будто успокоились. Чтобы скоротать время, рыбаки рассказывали о разных давних и недавних происшествиях в своем рыбацком поселке. Мысли Паулиса Салтупа, прислушивавшегося к рассказам своих старых товарищей, не задерживались на прошлом. Он думал о том, что есть, и о том, что будет. На рижской судоверфи строились две мощные моторки для их артели. Скоро он отправится на курсы и станет мотористом… а может быть, лучше поступить в техникум и получить более основательную специальность — тогда можно будет пойти на рыбообрабатывающий завод, руководить консервным цехом… Но это придется отложить на годик. Нужно заработать побольше, иначе матери и сестрам придется туго. А потом?.. Хоть раз в жизни ему хотелось попасть в Москву, повидать метро, Красную площадь, где происходят военные парады и демонстрации, где стоит Мавзолей Ленина, седой Кремль, где живет и работает товарищ Сталин…

Прошел вечер, наступила ночь, но в пасмурном небе не заблестела ни одна звездочка. Тихо шумели вокруг них застывающие воды моря. Устав от разговоров, рыбаки сидели на банках лодки и думали о своих семьях и товарищах на берегу — как они себя сейчас чувствуют, что делают? Сообщил ли председатель о происшествии министерству в Риге, или будет ждать до утра? Когда от мороза начинали коченеть руки и ноги, рыбаки хлопали себя по бокам, вычерпывали воду, гребли и возились до тех пор, пока не становилось тепло. Вимба выдирал из бороды льдинки, и все то и дело терли щеки, застывшие на леденящем зимнем воздухе. С одной стороны, было неплохо, что не поднимался ветер, но с другой — не повредил бы и умеренный бриз — от трех до четырех баллов, — тогда появилась бы надежда, что дымка разойдется и они скорее увидят землю.

Утро не принесло изменений. Море парило по-прежнему, было трудно определить, в какой стороне потемневшего неба находится солнце, и единственным звуком в море было шуршание волн.

За ночь Вимба смастерил из старой жестяной банки, которую нашел в кормовой части лодки, нечто вроде трещотки. По очереди били по ней уключиной, а в промежутках кричали:

— А-хой!

Но в плотной мгле все звуки замирали вблизи. Кроме того, и легкий береговой ветер не давал им долетать до суши, о местонахождении которой они не имели ни малейшего представления.

— А что, если еще раз попробовать добраться до берега? — заикнулся Андерсон.

— Попробовать, конечно, можно, если б только знать, где он находится, — отозвался Вимба. — Был бы у нас компас!

— Лучше оставаться на месте, — возразил Паулис. — Когда товарищи станут нас искать, они в первую голову прощупают все близи поселка, а если мы уйдем к северу или югу, им труднее будет найти нас.

— А ты все еще веришь, что кто-нибудь выползет сегодня в море? — усмехнулся Андерсон. — Ведь никого не видать! Если бы они вздумали нас искать, то мы уж, наверное, кого-нибудь заметили бы.

И он начал явно высмеивать юношу:

— Сейчас вся Рига только и думает о нас. В море вышли спасательные катера, а вдоль берега летают с юга на север самолеты. В поселке уже топят баню и вдоль побережья разъезжают, поджидая нас, машины скорой помощи. А в доме правления артели накрыт стол — на нем и жареное, и пареное, и бутылки с добрым вином, чтобы угостить трех самых дорогих в мире рыбаков, когда те наконец-то сжалятся над измученными заботами людьми и прибудут на берег. Чего ты, Паулис, хлебнешь — коньяку или портвейну? Ежели угодно — пожалуйста! — отведай шампанского и закуси черной икоркой…

— Перестань трепаться, — спокойно возразил ему Паулис. — Вот увидишь, Андерсон… у нас не Ньюфаундленд и не Америка.

— Что верно то верно, здесь не Америка, а только Рижский залив, — с ухмылкой согласился Андерсон. — И морозец здесь несколько сильнее, чем летом на Ньюфаундлендских мелях.

Они снова принялись потрошить салаку и закусывать, обмакивая ее в соль Вимбы, запас которой уже кончался, но утолить жажду было нечем — кругом целое море воды, а попить нечего.