Собрание сочинений. т.2. Повести и рассказы - [33]

Через три дня он получил ответ.

«Сообщаем в ответ на ваш… — писал трест, — что после сношений с финотделом по содержанию вашей просьбы, финотдел нашел нужным отказаться от владения попугаем гражданки Дризен, как имуществом убыточным. Вместе с тем финотдел сообщает, что не имеет препятствий к переходу попугая в вашу собственность в возмещение понесенных расходов…»

Управдом долго хлопал глазами и вдруг, разорвав бумажку, стал неистово топтать ее ногами на глазах дворника, опешившего от такого попрания начальственных бумаг, и при этом выразился несколько раз по адресу треста и по адресу финотдела совершенно нецензурно.

6

Но судьба решила покарать не только неповинного управдома, но и еще одного несчастливца.

Зловредный рабкор «Меткий глаз» всадил в отдел городской хроники малюсенькую заметочку, но эта заметочка в глазах завфинотделом разрослась до размеров осинового кола. Рабкор писал о волокитстве и бюрократизме в финотделе вообще и, в частности, приводил случай с попугаем. «Как же мы можем подымать нашу производительность, — писал рабкор, — когда операция по продаже попугая бывшей баронессы принесла пролетарскому государству сплошные и тяжелые убытки. Плата за объявления о торгах, оплата аукциониста и расходы по содержанию птицы значительно превысили оценку, причем попугай так и остался непроданным. Финотделу нужно подтянуть своих работников, чтобы они работали не по-попугаеву».

Завфинотделом написал очередное длинное опровержение и вызвал к себе в кабинет инспектора злополучного участка. Полчаса он мылил ему голову и в заключение, когда инспектор сваливал всю вину на агента, сказал:

— Так научитесь подбирать себе людей, а не то мне придется подумать о том, кого подобрать на ваше место…

Фининспектор вышел от зава с дрожащими коленками, и пружина злобы, свернувшаяся в душе от нагоняя, распрямившись, хватила по подчиненному.

7

Управдом Плевков сидел вечером дома один. Жена ушла с ребятишками в кино. Управдом переписывал ведомость квартплаты, а за его спиной в клетке тихо спал попугай.

Заслышав стук в передней, управдом встал и пошел открывать.

На пороге он увидел финагента. Пальто его было расстегнуто, шапки на голове не было, волосы слиплись космами, глаза вращались в орбитах, как красные шарики. Из кармана торчало горлышко бутылки. Он повалился на грудь управдому.

— Товарищ Плевков! А, товарищ дорогой. Ты дома? Я к тебе. К тебе, милый. Из-за кого погибаю? К тебе пришел. Покажжжи мне его, черта зеленого, покажи погубители моего. Милый…

Управдом отступил назад, втаскивая нежданного гостя в квартиру.

Финагент ввалился в комнату и, пошатнувшись, стал перед клеткой. Глаза финагента приобрели какое-то странное выражение. Он дрогнул всей спиной и, вытащив из кармана бутылку, залпом допил остаток водки.

И немедленно вынул из другого кармана другую бутылку.

— Товарищ Плевков, выпьем. Выпьем, голубок. Пусть ему ни дна ни покрышки. Попугай?.. Говорящий?.. Серо-зеленый?.. Возраст неизвестен?.. Ах ты дьявол! Выгнали ведь меня. Выгнали. Из-за кого? Ты думаешь — он птица?.. Черт он, самый настоящий черт на мою погибель…

Управдом мотнул головой, как будто от острой боли, и вышиб пробку.

— А мне, думаешь, жизнь сладка? Жена прямо на стену лезет. А куда его дену? Дарить пробовал. Никто не берет. Судьба индейка.

Спустя полчаса оба сидели у стола, обняв друг друга, пьяные в дым.

Управдом качался и тянул лениво и смутно:

— Нет… Ты мне вот скажи… Кто ж мы такие, ежели в Советской республике и нечистая сила зеленого цвету человека, гражданина профсоюзного, уничтожить может. Нет, ты мне скажи. Кто ж мы тогда такие, а?

В углу комнаты зашуршали перья и хриплый голос резко брякнул:

— Дуррраки, взяточники, олухи.

Управдом вскочил. Лицо его перекосилось мучительной судорогой, глаза застыли на клетке. Подняв одну руку, на цыпочках, он подошел к клетке, открыл задвижку и всунул руку внутрь. Финагент, также на цыпочках, качаясь, шел за ним. Попугай стремительно вцепился в руку, но управдом выдержал боль, не пискнув, и захватил попугая. Секунду он держал его, вытащенного из клетки, и человечий и птичий глаза застыли в смертельной ненависти.

Потом управдом тихо спросил:

— Так кто мы? Дураки? Дураки? Ах ты ж, рабкор в перьях!

Он размахнулся. Серо-зеленый комок мелькнул в воздухе и шмякнулся о стену. Управдом затрясся и схватился руками за голову, потом сел на пол.

Финагент дико прищурил глаз, присвистнул, стал на карачки, уткнувшись лицом в расплющенный комок перьев, и завыл, обливаясь пьяными слезами:

— Ве-е-чная память!

<1928>

ГРАВЮРА НА ДЕРЕВЕ

1

Кудрин стоял у окна, нетерпеливо ожидая возвращения машины. Сквозь большое зеркальное стекло, недавно промытое уборщицами к первомайским торжествам, была видна мутная, вздувшаяся Фонтанка. Тяжелая коричневая вода медленно, как стынущее машинное масло, уходила под низкую арку моста. Сквозь зеленую краску на арке проступали рыжие плешины ржавчины.

В воде плавно кружились последние, идущие с Ладоги льдины, обмытые и чистые, с кружевными изъеденными краями.

День был весенний, но еще по-зимнему бледный и лишенный красок. С Невы тянуло колючим ледяным ветерком. Немногие пешеходы брели по набережной, сгибаясь вперед, придерживая шапки и проламывая телами упругую вязкость ветра.