Собрание сочинений - [37]

             Всему отечеству сулили большу цѣлость,

             Россiйскихъ войскъ соборъ, любовь къ войнѣ и смѣлость.

                       Когда полки Монархъ ко брани ополчалъ,

             И молнiи носящъ, перуны имъ вручалъ,

   115          На ратниковъ своихъ Россiя обращенна,

             И стройностiю войскъ, и силой восхищенна,

             И видяща Царя дерзающаго въ путь,

             Подъ громомъ чаяла трубъ звучныхъ отдохнуть;

             Блестящiе мечи, Россiйскiя сраженья,

   120          Сулили больше ей, чѣмъ миръ успокоенья.

                       Прославить воинство предположивъ сiе,

             Склонилъ къ нему Творецъ вниманiе свое.

             И къ войску громкая побѣда обратилась;

             Но свѣтлая заря взошла и помутилась.

   125          Какъ будто льющiйся въ луга съ горы потокъ,

             Россiйско щастiе препнулъ на время рокъ.

                       Горѣли мужествомъ уже сердца геройски,

             И ставилъ Iоаннъ въ порядокъ ратны войски,

             Которы принесли отъ странъ различныхъ въ дань,

   130          Любовь къ стечестѣу, злодѣямъ страхъ и брань,

             Летящи мыслями и мужествомъ къ Казани,

             Уже простершiя къ сраженью храбры длани.

                       Вдругъ видятъ съ южныхъ странъ идущу пыль столпомъ,

             И конскiй топотный внимаютъ бѣгъ потомъ,

   135          Приближилось къ Царю, какъ вихрь, видѣнье тое,

             И разступилося какъ облако густое;

             Явилися гонцы Россiйски наконецъ,

             Которыми влекомъ Ордынскiй былъ бѣглецъ.

             Написанна боязнь у нихъ на лицахъ зрима;

   140          Бѣглецъ возопiялъ: война! война отъ Крыма!

             Уже со множествомъ бунтующихъ Татаръ

             Рязань опустошилъ Ханъ Крымскiй Исканаръ;

             Москвы не истребивъ, сей Ханъ не хощетъ мира.

             Вы зрите предъ собой его раба Сафгира.

   145                    Какъ будто человѣкъ при самомъ бывъ концѣ,

             Изображенну смерть имѣлъ Сафгирь въ лицѣ;

             Отверзта грудь его, раздранная одежда,

             Являли, что ему одна была надежда:

             Позорно кончить жизнь! Склонивъ главу стоялъ,

   150          И къ Царскимъ вдругъ ногамъ трепещушiй упалъ;

             Но бодрости Монархъ отчаяннымъ податель,

             Спросилъ его: кто онъ? Я рабъ твой и предатель!

             Я рабъ твой, землю онъ челомъ бiя, вѣщалъ.

             Симъ словомъ, не войной сердца онъ возмущалъ.

   155          И рекъ ему Монархъ: какъ Царь тебѣ вѣщаю,

             Хотя ты мнѣ и врагъ, вину твою прощаю;

             Но вѣрности въ залогъ теперь повѣдай мнѣ

             О грозной Крымцами внесенной къ намъ войнѣ.

                       Щедротой оживленъ, молчанье разрываетъ,

   160          И слезы отеревъ, предатель отвѣчаетъ:

             О Царь! мнѣ ты простишь, но Богъ, который мститъ

             За вѣроломство намъ, вины мнѣ не проститъ;

             Уже моей душѣ въ тоску и въ огорченье,

             Является теперь мнѣ вѣчное мученье,

   165          Свирѣпый огнь, болѣзнь, и вѣчна смерть, и гладъ:

             Пылаетъ кровь моя, ношу я въ сердцѣ адъ.

             Вы чаете, что я рожденъ въ Махометанствѣ,

             А я увидѣлъ свѣтъ, и взросъ во Христiянствѣ;

             Народу и тебѣ злодѣя и врага,

   170          Во свѣтъ произвели Рязанскiе луга.

             Позволь мнѣ имяна сокрыти жизнь мнѣ давшихъ,

             О пагубѣ моей родителей рыдавшихъ;

             Уже ихъ въ свѣтѣ нѣтъ!… Тутъ пролилъ слезы онъ,

             И въ грудь себя бiя, пускалъ глубокiй стонъ,

   175          И тако продолжалъ: Ихъ нѣтъ! а я остался,

             Дабы томился въ вѣкъ, и токомъ слезъ питался;

             Прибѣгъ я тако въ Крымъ, искати щастья тамъ,

             Къ соблазну юности, душѣ въ позоръ и срамъ;…

             О! лучше бы не знать рожденья мнѣ и свѣта,

   180          Я тамо впалъ во тму пророка Махомета!

             И льстящая меня во то время щастья тѣнь,

             Возвысила въ Крыму на знатную степень;

             Отъ глазъ моихъ была святая вѣра скрыта,

             И вдругъ увидѣли мы хитраго Сеита,

   185          Который предложивъ отъ Ордъ Казанскихъ дань,

             Вдохнулъ намъ во сердца противу Россовъ брань.

             Корыстью, гордостью и лестью ослѣпленны,

             Симъ старцемъ всѣ чины явились уловленны;

             И силы многiя собравый Исканаръ,

   190          Нагайскихъ преклонилъ къ странѣ своей Татаръ;

             Казанцы златомъ насъ и ратью подкрѣпили;

             Съ свирѣпствомъ варварскимъ въ Россiю мы вступили;

             Предъ нами огнь летѣлъ, за нами смерть и гладъ;

             Пустыни дѣлались, гдѣ цвѣлъ недавно градъ;

   195          И будто бы съ собой законъ Махометанской,

             Приноситъ жадный духъ ко крови Христiянской;

             Къ отечеству любовь и чувства потуша,

             Остервлена была на кровь моя душа.

             Я первый, можетъ быть, не зная казни близкой,

   200          Я первый мечь омылъ, мой мечь въ крови Россiйской;

             Не тронутъ плачемъ былъ ни отроковъ, ни женъ,