Может быть, он слишком горд, чтобы бороться за женщину? Может быть, он считает, что ее внимание должно принадлежать ему по какому-то прирожденному праву, без всяких усилий с его стороны? Если так, значит, он еще мало знает людей. Насколько Аннабель могла судить по своему опыту, не бывает идеальных пар. Если оба не готовы и брать, и отдавать, особенно отдавать, скоро возникает взаимное недовольство, которое подтачивает радость от того, что вы вместе.
Но, исходя из своего краткого знакомства с Дэниелом Вулфом и глядя на него сейчас, Аннабель недоумевала, как хоть одна женщина могла предпочесть ему Барри. Между ними такая же разница, как между роскошным шоколадным тортом и комком сахарной ваты: один – многослойный и основательный, другой – просто приторная пена.
Когда он приблизился, ее кожа почувствовала странное покалывание, словно его окружало магнитное поле. Может, если отвести глаза, это пройдет, подумала она, но отводить глаза не хотелось. Его же глаза сегодня утром сверкали серебром, в чарующем контрасте с чернотой его бровей и ресниц и оливковым оттенком кожи. Он поставил ногу на выступ камня чуть ниже того места, где она сидела, и улыбнулся, излучая жар, от которого ее кровь быстрее побежала по жилам.
– Я шел на ваши волосы, как на маяк. Солнечные лучи плясали на них, словно лизали их огнем. Я невольно подумал, не такие ли волосы были у сирен из древнегреческих мифов?
Комплимент был очень приятный. Аннабель не сдержала ответной улыбки:
– Я вас не приманивала.
– Знаю. Вы были полностью погружены в свой собственный мир. Я помешал вам?
Она пожала плечами:
– Я как раз собиралась идти обратно. Я проголодалась.
– Давно вы пришли сюда?
– На рассвете.
Его взгляд упал на красноречивые круги у нее под глазами. Она не стала с утра возиться с косметикой. На губах у него заиграла многозначительная улыбочка, и он бросил на нее такой взгляд, что ее защитные сооружения дали трещину, сердце перевернулось в груди, а вся ее с трудом выстроенная логика полетела к чертям.
– Быть может, мы с вами провели бы более спокойную ночь, если бы спали вместе?
У Аннабель перехватило дыхание. Воображение немедленно подсунуло ей картину их сплетенных тел, раскинувшихся в истоме после полнейшей разрядки, словно парящих в блаженном тумане. Она чуть было не опустила свой взгляд вниз, чтобы завершить картину конкретными физическими деталями. Пришлось применить немалую силу воли, чтобы изгнать видение и заставить себя держаться так, словно его предложение не выходит за рамки пустой болтовни.
Она приподняла брови:
– Вы часто спите с женщинами в первый же вечер знакомства?
– Я уже целый месяц думаю о вас каждую ночь. Желание мое становится все сильнее.
– Не так быстро, Дэниел, – сказала она напрямик. – Не могу сказать о себе того же. Вы – часть той ночи, о которой мне не хочется вспоминать. Для меня вы ассоциировались с вашим братом. И сейчас ассоциируетесь.
Он осмыслил настороженность в ее глазах.
– Вы думаете, я могу оказаться таким же ловеласом?
– По-моему, вы не очень-то дорожили своими женщинами. Вы не старались понравиться им, в отличие от брата.
Его глаза стали жесткими.
– Разве, чтобы завоевать женщину, обязательно нужно без конца льстить ей?
Аннабель покачала головой.
– Может быть, кто-то на это и клюнет. Но мне всегда казалось, что действия говорят больше, чем слова. Вряд ли женщина может чувствовать, что она любима и желанна, если ее мужчина отходит в сторонку, словно ему безразлично, как она себя поведет.
Он нахмурился.
– Жаль, если я невольно создал у вас такое представление о себе. Оно совершенно неверно.
– Вы намекнули, что не хотели состязаться с братом. Что же вы делали, когда он начинал обхаживать ваших женщин?
– Он делал это не в моем присутствии, Аннабель. – Губы Дэниела изогнулись. – Трудно состязаться со свершившимся фактом.
Так это происходило за спиной Дэниела! Тайком, по-воровски. Можно было представить, какое удовольствие доставляло Барри Вулфу красть женщин у правильного и всеми уважаемого брата, а потом демонстрировать свои победы, чтобы показать, что ему отдали предпочтение. В этом беспощадном стремлении к первенству было что-то порочное и мстительное.
– Должно быть, он ненавидел вас, Дэниел, – сказала она, удивляясь, как у него могло сохраниться теплое чувство к брату.
– Да, это так, и у его ненависти были глубокие корни. Я был у отца любимчиком. – И он печально добавил: – Плохо, когда родители выделяют одного из детей. Барри всю жизнь бунтовал против этого.
– По-вашему, это может служить извинением?
– Я понимал, что им двигало. Думаю, по-настоящему его знал только я один. Это создавало между нами связь, которую он ненавидел, но и нуждался в ней. Ему нужен был кто-то, кто понимал бы его.
Аннабель кивнула, признавая прочность родственных уз, о которых не принято говорить. Они всегда есть в семье, хотя посторонние об этом и знать не знают.
Дэниел тяжело вздохнул. Его глаза потемнели, словно внутренний взор его обратился к глубоким тайникам души.
– Наверное, все мы нуждаемся в ком-то, кто понимал бы нас.
Да, подумала она, растроганная тем, что он сознает и признает эту свою потребность. Худший вид одиночества – когда никто тебя не понимает. Многие знают тебя по кусочкам и обрывкам, но твою сущность в целом не знает никто.