Собиратели осколков - [79]

— Чего?

— Иди, встречай своего… Только смотри, дай ему отойти от ворот хотя бы за угол.

— А… а ты?

— А что я?.. — Вовчик вздохнул. — Мое дело маленькое, мне вообще в Питер надо.

— Вместе пойдем, — заявила Лиза. — Борис, он такой человек… такой… Мы вам пригодимся, честное слово!

— Не введи во искушение, но избави нас от лукавого… — пробормотал Вовчик. — Не думаю, что это хорошая идея.

— Но… ты на меня обиделся, да? Ну, я прощения прошу, слышишь? Я… Ну не могла я тебе дать. Честн' слово, если бы могла, то… Я, наверное, несовременная совсем.

— Это точно, моногамия нонче не в моде.

— Но… ты не обижаешься?

«Ясен пень, обижаюсь», — подумал Вовчик, но ничего такого, конечно, вслух не сказал.

— Эй!.. Ты скоро?

— Пять минут. Ты серьезно решила меня ждать? А что скажет твой муж? Он, небось, тот ещё старик?

— Хватит об этом… Вылезай скорее.

Вовчик изловчился вытащить заранее свернутую папиросу, не прикасаясь к гильзе, закурил. Когда огонёк дополз до середины махорочной закладки, Фил объявил, что закончил.

Вовчик бросил комбинезон в поток, понаблюдал, как тот неспешно уплывает вдаль, величественно вращаясь, и полез наверх.

— Слушай, — сказал Фил, — это потрясающе! На каждом новом уровне доступа полученные сведения перечеркивают все, что мы знали из предыдущих. Сай с историей обращается, как со своим личным дневником: хочу так напишу, хочу эдак, а то и вообще пропущу — кому какое дело, не лезьте в мой интим.

— Бардак, — согласился Вовчик. — Делай свое резюме. Лизавета, — он задрал голову, — ручку протяни, раз уж наша большая любовь продолжается.

— Давай, вонючка. Фу! Ну и гадость. Как же ты там…

— Слушай, милая, ну хоть поцелуй-то я заслужил?

— Конечно, заслужил, — сказала Лиза.

Обняла и поцеловала.

До управления идти было не больше пяти минут. Они устроились в сквере перед главными воротами, в тени разросшейся сирени, В самой гуще кустов стояла маленькая скамеечка, с нее прекрасно просматривалась вся площадь, а сидящих на ней увидеть можно было, только подойдя вплотную.

Натикало ещё только без четверти двенадцать очередного рабочего дня. Слоняющегося без дела народа было мало: четверо неопрятных мужичков, а говоря проще — «синяков», давили мерзавчик; прогуливалась со скучающим видом дамочка определенных занятий; да покрывался голубиным пометом пластиковый статуй посреди сквера — мужик в шляпе и набедренной повязке. То ли сюр, то ли Миклухо-Маклай.

По прошествии получаса створка ворот управления плавно отошла в сторону; на улицу выпихнули ошалевшего от такой радости уркагана, небритого и ничего не понимающего. Так же плавно ворота закрылись. Уркаган немедленно набросился на часового в решетчатой будке. Видимо, требуя объяснений.

Вовчик стиснул Лизину коленку, прижимая её к скамейке:

— Сидеть! Это он?

— Да, да, пусти!

— Сидеть, я сказал! Никуда он не денется.

Пехотинцу-часовому надоели приставания этого странного типа, он просунул обратный конец лазергана между прутьями и пихнул того в грудь: вали, мол.

Борис побрел вдоль стены на запад.

— У вас есть хата в городе, явка какая-нибудь? — спросил Вовчик.

— Нет. Идём, ну идём же!

— Ладно, пошли… сейчас, правда… Дай только он с площади уйдёт!

Но не Вовчик, любивший, кстати, иногда прихвастнуть своей наблюдательностью, и не Лиза, куда уж ей было думать о чем-то другом, она и открытого люка под ногами не заметила бы; и уж конечно не Фил, лежавший скуклившись на дне рюкзака и компилировавший горы новых данных, а совсем посторонний человек, случайно зашедший на площадь, заметил, что синяки, квасившие под деревом у большого желтого дома, дружно вскочили и двинулись за Борисом.

Вообще-то этому типу было наплевать и на Бориса, и на жену его, и на Вовчиковы терзания — просто, видать, он тоже посещал это заведение, глядевшее на площадь слепой стеной с большими клепаными воротами… И удовольствия от этого посещения не получил.

Борис прошагал мимо жены метрах в десяти. Вовчику пришлось напрячь свои не слишком мощные мускулы, чтобы удержать её в сидячем положении. За ним, пьяно гомоня и качаясь, перемещались синяки. Мужик нагнал их как раз у кустов. И не стал рассусоливать. Блеснул выхваченный из-за голенища тесак, и голова одного из синяков в момент отделилась от туловища.

— Так тебе, мусор поганый, — сказал мужик, сопровождая взглядом катящуюся голову.

Этой заминки хватило остальным, чтобы отказаться от принятой роли. Они скопом набросились на мужика, умело подмяли и скрутили.

А по спине Вовчика побежали холодные мурашки.

— Вот сука, — произнес, утираясь, один из синяков. — И как Влада завалил, умелец… — он с размаху пнул мужика, тот ответил невнятной бранью. — Ба, парни, да это ж Ботинок! Знакомое рыло! Ты, падла вонючая, зачем этого мудака пасёшь? Ты ж с ведьмаками сроду не знался.

Створка ворот снова отъехала в сторону. Оттуда выскочил Чин — никак не ниже капитана, судя по гонору: при шевронах, кубарях и прочих причиндалах. Деловой до жути. За ним бесконечной двойной сверкающей лентой поползла наружу чуть ли не полурота усмирителей в полном доспехе. Они моментально оцепили площадь. Двое из усмирителей споро изловили недалеко ухилявшего вольноотпущенника и пинками загнали обратно в ворота.