Соб@чий глюк - [4]

– Нужна машина от «Калужской» до «Спортивной», два пассажира, один из них большая собака, но мирная.

– А другой? – спросили меня в телефоне.

– Другой? Другой тоже собака, но раздраженная.

Я посмотрел на пса, он сидел у моих ног и смотрел на меня влюбленными глазами.

– И кто из нас кто? – спросил я его.

Следующий день я решил сделать присутственным днем, то есть пойти на работу. Время поджимало – надо было запускать новый продукт. Я неофициально считаюсь главным вирусологом страны – человеком, который разрабатывает защиту от компьютерных глюков и сам создает такие глюки. Этим занимается моя контора, в которой все – молодые, сексуально активные, жадные до денег и приключений.

Схема бизнеса очень проста: сначала мы пишем вирус, который может погасить много компьютерных экранов, а потом создаем от него защиту. Это стадия разработки. Потом начинается маркетинг с распространением и продажей защиты от злобного вируса. Битые и бывалые покупают защиту сразу. Молодые и глупые отмахиваются. А потом мы выпускаем вирус на волю. Те, кто купил защиту, чувствуют себя великолепно, а у остальных гаснут экраны, и они идут к нам за помощью. А это уже дороже.

Иногда пишем вирусы на спецзаказ, без защиты, но это история отдельная, очень личная, а поэтому для заказчиков недешевая. От нас при этом требуется умение не только писать вирусы, но и молчать, а это и дороже, чем вся работа, и опасней.

Водитель прислал эсэмэску, что он у подъезда, и я вышел на улицу. Чувствовал я себя все еще хреново, но уже на пути к выздоровлению. На мне пиджак, джинсы, дорогие туфли – эдакий молодой компьютерный интеллектуал, у которого своя компания и который разъезжает на роллс-ройсе с водителем. Автомобили меня особенно не интересуют, я мог бы ездить и на обычном мерсе, но правление решило, что я есть лицо конторы, поэтому должен разъезжать на чем-то престижном, олицетворяя собою успех и монетарное благополучие. Я отказываться не стал – чего не сделаешь ради своей компании. Не знаю, помогло ли это компании, но то, что это помогло моему члену, – однозначно. Оказалось, что подавляющее большинство (я не говорю «все», чтобы не прослыть мизогинистом, и оставляю для себя возможность сохранить приличное выражение лица в непростой ситуации) представительниц женского пола не в состоянии отказать мужику на роллс-ройсе. Вся сложность эмоциональных отношений между мужчиной и женщиной, в сильно упрощенном виде, сводится к очень простой формуле:

– Девушка, вы когда-нибудь трахались в роллс-ройсе?

– Нет.

– А попробовать хотите?

– Да.

Однажды я подумал: а что, если попадется та, которая на первый вопрос ответит да? Чисто гипотетически. Тогда я спрошу: «А еще хотите?» Что она скажет на это? Скорее всего, тоже да. Больше вероятности получить отказ от целомудренной девочки-колокольчика – я о таких читал в книжках, которые уже перестал читать.

Я сел в авто, и мы тронулись.

– Как дела, Петр? Что нового? – обратился я к водителю, мужику средних лет, который за годы работы стал мне как член семьи и знает обо мне больше, чем непосредственные члены моей семьи, и это позволяет предполагать, что он работает на кого-то еще, – уж слишком много разной информации через него проходит, а информация – это деньги.

– Да ничего особенного. Все по-старому. И слава богу, – философски отозвался Петр.

Я чихнул в знак согласия.

– А вы, я слышал, приболели? – поинтересовался водитель.

– Да. Но так, ничего особенного, обычная простуда. Уже поправился.

– От простуды водка с перцем или медом помогает. Хотя вы же не пьете, – с досадой отозвался Петр.

– Я больше бульоном из мертвой курицы, – как бы извиняясь, ответил я.

Так каждый раз: когда разговор заходит о том, что я не пью, в моем голосе против воли появляются извиняющиеся нотки. Тяжело быть непьющим человеком. Особенно в России.

Мы медленно толкались в московском трафике. Казалось, что жизнь на улице замерла. Все личные автомобили, когда они не двигаются или медленно ползут, напоминают гробы, в которых заключено тело владельца, и чем медленнее двигаются машины, тем больше они напоминают гробы. А все гробы с точки зрения покойника, который находится внутри, одинаковы, и заграничный гроб «Роллс-Ройс» немногим лучше отечественного гроба «Жигули». Конечно, роллс-ройс комфортнее, но, опять же, зачем комфорт человеку, которого везут на кладбище?

Я тайно еще с детства влюблен в московское метро. Это моя первая любовь. Там, под землей, – жизнь, там ритм, там великое смешение спешащих людей. Лица и глаза в таком изобилии и в таком быстром движении, какого не увидишь нигде больше. И все лица видишь только однажды. Они сродни секундам, их настолько много, что отличить одно от другого просто невозможно, они идут нескончаемым потоком, образуя особую визуальную ткань времени.

У всех этих людей совсем разные судьбы, но вот на несколько минут судьба сводит их в одном вагоне, объединяет в одном пронзительном движении, а потом вновь разводит по пересадочным тоннелям и линиям разного цвета. Мерцающая ткань времени скользит перед глазами, не повторяясь ни в одной черте своей бесформенности, сколько бы ты ни ездил в этих тоннелях.