Соб@чий глюк - [3]

– Ты мой дорогой мальчик! Не переживай, мы найдем тебе хорошую, порядочную девушку.

– Стоять! – сказал я из последних сил. – Если ты хоть раз – слышишь? – хоть раз попробуешь это сделать, я уеду в Америку. Или Африку. Понятно?

– Что тут происходит? – поинтересовался отец, вернувшись с очередного боевого задания.

– Ниче… – и я начал безудержно чихать.

В носу открылось невообразимое щекотание, которое я никак не мог вычихнуть наружу. Шатаясь от чихания, я отправился в ванну промывать нос. Согнувшись над раковиной, я втягивал носом воду и тут же выдувал ее, а родители вдвоем стояли в двери и давали мне советы.

Наконец я вернулся на свой диван, мама быстро застелила кровать чистым бельем, и они с отцом засобирались домой.

– Мы возьмем твоего кобеля, пока ты болеешь. Гоша будет его выгуливать, а ты сможешь отлежаться. А когда выздоровеешь, мы привезем его обратно. Насовсем он нам не нужен.

– Он нам совсем не нужен, – вставил отец.

– Ну что, доигрался? – спросил я пса.

Собакин привстал, потоптался на одном месте, а потом опять сел.

– Я тебя прощаю, – сказал я, сочувствуя псу и пытаясь его морально поддержать.

Родители и Собакин ушли, я остался один.

Прошел еще день или два, и я почувствовал себя лучше. Впереди замаячила нормальная жизнь. И тут мне позвонила мама, она была очень взволнована:

– Артем, он меня укусил!

– Мама, Собакин не умеет кусаться. Он даже шавок, которые на него бросаются на улице, не кусает, – проворчал я, недоумевая.

– Да нет же! Меня папа укусил!

– Мам, вы уже не в том возрасте, чтобы глупостями заниматься. И я уж точно ничего не хочу знать о ваших игрищах! – взмолился я.

– Прекрати сейчас же! Он меня укусил в лифте!

– Вы что, подростки, что ли? В самом деле, остановись!

– Прекрати!

– Это ты прекрати!

– Он решил помочиться в лифте, я дала ему затрещину, а он укусил меня! – выпалила мать.

– Подожди, ты говоришь о Собакине? – с надеждой спросил я.

– Нет, о твоем отце!

– Боже! Кто-то в этой ситуации сошел с ума: ты, или я, или отец. Единственное нормальное существо в семье – это Собакин. И, возможно, моя сестра, хотя она всегда была странная. Что происходит? Мой отец не может писать в лифте.

– А то, что он укусил меня, тебя не удивляет?

– Нет. Я удивляюсь, что он не сделал этого раньше.

– От тебя нет никакой помощи, – упавшим голосом сказала мама.

– У него прививка от бешенства есть? – я попытался направить разговор в практическое русло.

– Что мне делать? – спросила мама совсем женским голосом. Генералиссимус куда-то пропал.

– Я сейчас приеду заберу собаку, а то вдруг отец ее тоже покусает, а у нее прививка от бешенства просрочена. А по дороге попробую подумать о том, что же все-таки происходит.

– Приезжай, сынок.

Я отключился. На телефоне высветилась эсэмэска от Светки: «Мне надо с тобой поговорить!» Я быстро ответил: «Иди в жопу не до тебя».

Я был раздосадован поворотом событий: теперь надо ехать забирать собаку, участвовать во всех этих семейных разговорах, слушать взаимные упреки, а я все-таки еще неважнецки себя чувствую.

Но что делать, пришлось без всякого энтузиазма собираться и ехать к родителям. Поехал на метро – служебную машину вызывать уже поздно, к тому же пробки. Метро быстрее и надежнее, а вот обратно поедем с Собакиным на такси. Все дорогу от своего дома на «Спортивной» до родительской «Калужской» я чихал и перестал только у подъезда.

Только я вошел, Собакин прыгнул на меня передними лапами и стал нетерпеливо подпрыгивать, будто прося: «Поехали, поехали, поехали, поехали!»

Смурной отец сидел на кухне. Я сел напротив. Он исподлобья посмотрел на меня и отвел взгляд.

– Папа, можно даже сказать, отец, ты зачем хотел поссать в лифте? Ты что, не мог потерпеть несколько этажей? – вкрадчиво спросил я.

– Очень писать захотелось, – ответил отец, не глядя на меня.

– А потерпеть ну никак?

– А зачем? – удивился отец.

– Конечно, зачем? А зачем маму укусил? – так же вкрадчиво продолжил я без какой-либо надежды на вразумительный ответ.

– А она меня ударила. Что, лучше было ее тоже ударить? – удивился отец.

Простота его ответов меня разоружила. Я понял, что это не деменция. Действительно, когда очень хочется писать, зачем терпеть? И лучше уж укусить человека, чем долбануть от души и что-нибудь ему сломать или вызвать сотрясение мозга. Все логично. Только было в этой логике что-то настораживающее, и прежде всего сам отец. Смирный, тихий слон вдруг выходит за флажки и обретает необычную для него свободу. Тут что-то не так.

– Мама, дорогой генералиссимус, а ты что скажешь? Что ты за меня прячешься? Что ты, дорогая, об этом думаешь? Какое твое мнение? Или после того, как бить его стало опасно, ты боишься что-то сказать? – обратился я к молча стоящей у стене матери.

– А что она? У нее на старости лет бешенство матки открылось! – вдруг выпалил отец.

– Так, все, я пошел, – я встал из-за стола. – Давайте на этом остановимся. Кобель, иди сюда! Нам пора. Разбирайтесь тут сами, только не убейте друг друга.

– Гоша, ну что ты такое говоришь? – неожиданно мягким голосом сказала мама.

– Так, все молчат, пока я не ушел, – приказал я и пошел в прихожую.

Я вышел на улицу, не вызвав такси: дольше оставаться с родителями было опасно. Я позвонил в такси: