Думает: как же ты меня достал. И громко орёт в злую улыбку:
— Премного благодарю! — вслед стремительно удаляющейся спине.
На этот раз он не достоин даже поднятого среднего пальца.
Он опускает взгляд и смотрит на спички.
Вчера — утка с овощами. Сегодня — это. Что это? Благотворительные подношения? Прийти домой и возложить коробок на алтарь, посвящённый Рыжему? Прямо там, рядом со вчерашним подгоревшим ужином? Он закрывает глаза и вытаскивает сигарету из-за уха, сжимает её губами. Господи, какой бред.
Хэ Тянь достает спичку, чиркает серной головкой о шершавый бок, подносит к лицу, глубоко затягивается. Тогда это и происходит. Как обухом по голове. Как контрольный, между глаз.
Он замирает.
Вынимает сигарету изо рта.
Медленно подносит коробок к кончику носа и делает вдох. Ну, блядь, приехали, готово…
Порошок. Немного — кондиционер. Мыло. Запах, который только слегка дразнит обоняние каждый раз, когда Рыжий достаточно близко, чтобы увидеть шрам на его скуле — маленький, похожий на изогнутую запятую, скорее оставшийся после ветрянки, чем поставленный в драке. Этому запаху невозможно дать конкретное название. Скорее всего, так пахнут вещи Рыжего, после стирки лежащие у него в комоде; так пахнет у него дома рано утром, когда никто ещё не начал готовить завтрак. Так, наверное, пахнет от его волос или рук.
…стоп.
Волейбольный мяч громко ударяет о сетку. Кто-то улюлюкает.
В груди замирает и холодеет, а потом вдруг несётся вниз, ударяет льдом под колени и под лопатки. Собирается студеной коркой вдоль позвоночника. Холодеют даже кончики пальцев — хорошо, что Хэ Тянь сейчас сидит на лавке, а не стоит.
От волос или рук?
Серьёзно?!
Он действительно сейчас вспоминал, как пахнет от волос Рыжего?.. Он действительно снова достал коробок сраных спичек из кармана, чтобы проверить, остался ли на плотном картоне этот запах?
Стоп… нет. Не-е-ет, нет!
О такой чепухе он не думал. Всё дело в том, что дурацкие навязчивые мысли, связанные с этим человеком, сидят в голове уже столько времени, что выходят боком. Вот такими бессмысленными выбросами.
Оранжевый мяч подкатывается по асфальту прямо к его ногам и врезается в голень, заставляет слегка вздрогнуть.
— Прости, Хэ Тянь! — кричат с площадки, а Хэ Тянь понимает, что поднял взгляд и смотрит куда-то сквозь машущих ему парней из параллельного класса. — Подашь мяч?
Он моргает раз, другой.
В груди всё ещё неприятно давит что-то холодное и быстро растущее. Он протягивает руки к мячу и ловит в голове отрешенную мысль: чёрт. Это страх.
3
После того, как Рыжий вернул ему конверт с деньгами, всё как будто вернулось на исходную.
Иллюзорная уверенность в том, что вот-вот, вот сейчас станет проще, понятнее, спокойнее — успокаивает совсем недолго.
Сначала Хэ Тянь смотрит и не верит, он думает, что это развод. Думает даже, что в этом конверте какие-нибудь грязные насекомые, или надрочил он туда, или ещё чего похуже. Но Рыжий просто выпаливает ему в лицо своё имя, и Хэ Тянь понимает — там деньги.
Рыжий недовольно хмурился, но вываливал информацию (которую по крохам пытался выдавить из него Хэ Тянь на протяжении последних недель), с таким видом, будто отчитывал малолетку. Ведет себя, как гордая сучка, которая споткнулась на виду у всех, а теперь с достоинством оправляет платье.
Его зовут Мо Гуань Шань, и со знанием его имени медленно, но верно, возвращается привычная уверенность в себе. Как будто тебя обокрали, а потом подкинули украденную вещь на придверной коврик. Чувствуешь себя то ли победителем, то ли кретином.
Негромкий голос внутри шепчет: ты выиграл.
Второй добавляет: ничего удивительного, это же ты.
А третий всё портит: да, но соизволь помыть нож, которым три дня назад эта бродяжка шинковала салат на твоей кухне.
И ты проводишь отличный выходной. Не ищешь глазами Рыжего. Улыбаешься в ответ на шутки Йонга и Чуни. Не ищешь глазами Рыжего.
Ты возвращаешься домой.
Ты снимаешь сумку с плеча.
Ты заходишь на кухню и смотришь на сраный нож.
Ты понимаешь: ничего не прекратилось. Что-то всё ещё происходит, пусть даже ты теперь не ищешь глазами Рыжего.
Как новенькая «део», которая блестит гладкими боками, словно облизанный леденец, но у которой через неделю после покупки начинает стучать под капотом. Можно не обращать внимания, ездить, выпендриваться перед девчонками, просто врубать музыку погромче, чтобы не слышать, но однажды уйти в кювет, стать смятой консервной банкой. Вот как-то так у Хэ Тяня стучит движок. Но теперь он хотя бы может контролировать свои стрёмные порывы. Вроде тех, что — сорваться в «Тао-Тао» посреди учебного дня.
Вроде тех, что — пожалуйста, поговори со мной, я заплачу тебе, ты только говори.
Вспоминать об этом стыдно… унизительно. Он представляет, как это выглядело со стороны.
Одержимый больной олень.
Обратись к врачу.
Может, у тебя реально с головой непорядок? Может, это только первый этап? А скоро ты начнёшь преследовать людей и душить их кошек проволокой? Ведь всем маньякам было семнадцать, верно?
И вот так, волнами, это то накатывало, то исчезало совсем. Наверное, это хороший знак — у него нет психолога, чтобы спросить.
