Со скоростью мечты (иллюстрированный сборник короткой прозы и поэзии) - [5]
Закрыв лицо ладонями, я спокойно вдыхала и выдыхала сырой затхлый воздух, медленно досчитала до тринадцати, и, ущипнув себя за руку, вновь открыла глаза. Артур никуда не делся. Платье тоже.
– Знаешь, сейчас упасть в обморок было бы очень кстати, – тихо сказала я. – А потом открыть глаза в теплой постели, сменить обстановку, так сказать. Но, видимо, мне это не светит. – В одном я оказалась неправа: хоть мое сознание и осталось при мне, колени наотрез отказались меня держать, и я вновь оказалась на грязном ледяном полу. Виски раздирала боль. Казалось, в голову забивают раскаленные гвозди, самый короткий взгляд на Артура вызывал тошноту и алые вспышки перед глазами. Из глаз хлынули слезы. Из коротких ударов боль превратилась в нескончаемый поток огня, заливающий разум и, почему-то, живот. Холодный пол под щекой… распластаться… холодное… …
– Прости… прости, – доносился далекий шепот. – Все будет хорошо, я не уйду, никуда не уйду, никогда больше, только если прогонишь, тише, тише….
Крик, сорванное горло, боль, жалкий хрип, его лицо, перекошенное, белое, новые шторы развеваются на ветру, как глупо! Страх, боль, холодная, острая, резкая, разрывающая, накрывающая, уносящая…
– Тише… тише… только не кричи, умоляю, не кричи!… только не снова… нет… нет…
Бирюзовые, как прекрасное море под окнами, шторы, обшитые золотой лентой, никак не хотят держаться на старом карнизе. Нужно будет поменять, обязательно скажу кому-нибудь из ребят. Девочек утруждать не хочется, у служанок всегда много работы – содержать в чистоте такой огромный дом!
– Лучше кричи. Нет… не надо такой тишины, нет… дыши, живи, посмотри на меня, ну же, посмотри…
Платье туго затянуто, сложно дышать, волосы заплетены до боли, но все ерунда, когда так бережно обнимают, придерживают за локоть, на руках вносят в новый для меня дом такие любимые руки… конечно же, мы обязательно будем счастливы!
– Ну пожалуйста… пожалуйста… хоть один вдох…
Ветер сносит волосы с лица, быстрый конь послушно несется вперед, смех вырывается из груди, как чудесно, как невозможно прекрасно!
– Подожди меня!
– Догоняй!
– Если догоню, навсегда останешься со мной!
Натянуть поводья, нарочно притормозить, не в силах противиться сладкой угрозе.
– Уговорил.
Вдох. Непривычный, дрожащий, хриплый. Мир постепенно останавливал бесконечную карусель и оформился в четкое изображение.
– Артур…– тихо и жалко прозвучал сорванный голос. Артур промолчал, лишь обнял меня покрепче, я осторожно прикоснулась к его влажной щеке. – Никогда не видела твоих слез.
– И не увидишь, если, конечно, снова не умрешь, – он быстро вытер лицо платком. – Прости.
– Простила, – с трудом выговорила я, уткнувшись в его плечо. Я бы сделала всё, чтобы отменить его боль. Мысли тяжелели, сильно клонило в сон. – Я подремлю немного? Ты не уйдешь?
– Нет… спи.
***
Свет расплавленным золотом упорно течет сквозь сомкнутые веки, и я просыпаюсь, не в силах больше сопротивляться, глубоко вдыхаю свежий весенний воздух, пропитанный солоноватым запахом шепчущего под окнами моря, и решительно открываю глаза. Элле с усердием тащит мимо меня тяжелый стул, с ее хрупких плеч свисает и тянется шлейфом легкая бирюзовая ткань. В голове быстро проносятся обрывки давешнего кошмара. Я протягиваю руку, преграждая ей путь и обнимая.
– Оставь, пусть этим займется кто-то другой, – прошу, скидывая злополучные шторы с ее плеча. Глаза бы мои их не видели… – в конце концов, кто тут хозяин, и зачем нам столько прислуги? – нарочито возмущаюсь, скрывая тревогу, а она лишь смеется в ответ и садится на край постели. Теперь все будет хорошо. Я уж постараюсь.
ОКНО
Бирюзовые полосы шторы нежно колышет ветер,
Боли, сильнее этой, ты не найдешь на свете,
Резко оборванный вопль, кровью из сердца – слеза,
Ты никогда не забудешь испуганные глаза.
Помнишь, как ты был счастлив, ведя ее к алтарю?
Как каждый день на балконе встречали вдвоем зарю?
Радость длилась недолго – всего лишь короткий год.
Если б ты знал, как быстро, как глупо она умрет!
Ты бы берег ее больше, к окну бы не подпустил?
Думаешь, это возможно? Тебе бы хватило сил?
Без устали рыщешь по замку, зовешь, ожидая ответ,
Жизнь твоя превратилась в отравленный скорбью бред.
Память тебе изменяет, безумно твое лицо,
Сердце с усилием бьется, придавленное свинцом.
Ты опускаешься на пол и крутишь на руку шарф,
Порваны, рядом лежат струны любимых арф,
Петь они больше не будут – в замке обет тишины.
Музыкой смерть не отменишь. Слова тебе не нужны.
Тихо заснув однажды, тело твое умрет.
Дух же в смятении бродит и вечно ее зовет…
Над водой и в воде стремятся друг к другу мосты,
На холодной границе встретились я и ты,
Протяни мне ладонь, я разрушу безмолвные стены.
Но хочешь ли ты свободы из долгого плена?
– Почему ты всегда одеваешься во все черное? – спросил Рик, наверное, в тысячный раз, уже не надеясь услышать ответ. Ее тонкие вечно холодные пальцы шелком скользнули по его щеке, свежим весенним ветром пробежались по черным взъерошенным волосам и приятной тяжестью опустились на плечи.
– Я расскажу тебе вечером, – пообещала она, – сегодня я расскажу тебе все.
Он внимательно посмотрел на туманную россыпь ее пахнущих мятой волос, на огромные глаза, изумрудами сверкающие на бледном худом лице, на розовые лепестки чуть приоткрытых губ и молча кивнул, соглашаясь: он понял – она не лжет. Эвелин вообще ни разу не солгала ему за все три года их дружбы и лишь изредка отказывалась отвечать на вопросы. Они вместе учились, и Рик с ужасом наблюдал приближение зимы: с каждым оторванным листом календаря умирал еще один проведенный с ней день. Каждый вечер он провожал ее домой, но она сбегала на середине дороги – ее кто-то ждал. Кто-то, о ком Рик знал только одно: Эвелин любила его. Она никогда не говорила об этом, но Рик видел, как меняется выражение ее лица при одном упоминании о незнакомце. Рик завидовал ему: он дорого заплатил бы за возможность хоть раз увидеть столь нежный взгляд ее смотрящих на него глаз.
