Со щитом и на щите - [42]

— Пускай дурные моются, — бубнит Мишка. Склоняется, делает вид, что черпает ладонями воду. Ухает, будто и вправду водой обливается.

— Молодец! — хвалит его командир отделения. — Вот берите с него пример!

Брать так брать. Я тоже черпаю ладонями воздух, ухаю не хуже Мишки.

— Хватит для начала, — останавливает нас командир. — А то еще простудитесь.

— Не застудимся! — дружно отвечаем. — Нам не впервой!

— Возим полотенца по сухой коже, делаем вид, что вытираемся.

— Помылись?

Помкомвзвода! Не заметили, как подошел.

— Уже умылись! — бодро докладывает Мишка.

— Ну, как вода?

— Как парное молоко!

— А ну, покажите-ка полотенца!

Попались! Полотенца-то сухенькие. Не догадались, дураки набитые, смочить в воде.

— Та-ак… — И к командиру отделения: — А вы куда смотрите? Ну-ка, наклоняйте их по очереди!

Командир отделения хватает за шею сначала Мишку. Наклоняет, аж спина трещит. И Мишка уже ухает, не прикидываясь: помкомвзвода обливает его водой сверху донизу.

— Ясно, как нужно умываться?

Мишке ясно. Вытирается, полотенце так и мелькает.

— Давайте и этого!

Твердая ладонь ложится мне на затылок. Я расставляю ноги пошире, чтобы не свалиться в речку, кричу, что буду умываться сам, а те, кто уже умылся, смеются, хватаясь за живот. Цирк, да и только!

У помкомвзвода не пригоршни — ведра. Да и плещет так, что вода и в штаны затекает.

— Хватит, вытирайтесь!

Мгновенно хватаю полотенце.

Назад бежим — и подгонять не нужно.

После завтрака повели всех в баню, а оттуда опять строем.

Старательно размахиваем руками, стучим о землю подошвами, на ходу ровняем ряд. Навстречу проходят красноармейцы, меряют нас насмешливыми взглядами, перекидываются ехидными репликами. Нам и самим понятно, какое жалкое зрелище представляем собой: в гражданской одежде, не строй, а отара.

Вот прошагал ощетинившийся штыками взвод — с песней, с залихватским посвистом, с командиром-орлом впереди. Мы оглядываемся им вслед с неимоверной завистью.

— Как ты думаешь, нам скоро винтовки дадут?

— Спроси у командира.

Подходим к одноэтажному приземистому зданию с маленькими зарешеченными оконцами. И пока мы раздумывали, куда нас привели, услышали новую команду:

— Приставить ногу! Справа по одному шагом арш!

Это «арш» звучит как выстрел — неожиданно и резко. Мы аж вздрагиваем.

Заходим внутрь. Нас ведут в конец длиннющего склада. Здесь стоит что-то напоминающее прилавок, а за прилавком — командир. У каждого спрашивает рост, размер обуви, приказывает снять кепку или шапку и натренированным оком прикидывает окружность головы.

— Третий… Сорок один… Пятьдесят шесть…

Цифры так и сыплются из его уст и материализуются шинелями, гимнастерками, бельем, обувью. Выдают сразу все, вплоть до портянок, чтобы на нас от домашнего не осталось и нитки. Кое-кто порывается сразу и примерить, но командиры торопят, чтобы не задерживались. Примерять будем в казарме.

— А вдруг не подойдет?

— Потом поменяете!

В казарме было пусто и тихо, все словно замерло. И двухэтажные койки, выстроенные в длинные ряды, с идеальной линией белых подушек и серых одеял, и табуретки, по две у каждой койки, и пустые пирамиды для винтовок и пулеметов. И даже дневальный, единственное живое существо на все помещение, в ловко подогнанной форме, со штыком на боку. Стоит и не моргнет: стережет строгую тишину.

Но мы ее враз всколыхнули: бросились к своим койкам. Каждому хочется скорее сбросить с себя гражданское, стать настоящим бойцом. Торопливо влезаем в нательное белье, в брюки галифе из синей диагонали, а потом уже подходим к командирам отделений с ботинками, портянками, обмотками.

До сих пор мне казалось, что обуться — дело нехитрое. Натянул на ногу, что попало под руки — носок так носок, портянку так портянку, кое-как зашнуровал, притопнул — одна нога и обута. Затем так же со второй, чтоб побыстрее из дома, с глаз маминых, не то обязательно заставит что-нибудь делать, а на улице друзья уже ждут…

Оказывается, что обуваться — это целая наука, от знания ее может зависеть успех наступательного боя, поучает командир отделения.

Ведь что может случиться, если неправильно обуешься?

Первое — натрешь себе ноги. Второе — отстанешь от колонны. Один отстал, второй отстал… А кому воевать?..

— Ногу нужно заворачивать, как куколку. Вот так!

Командир расправляет портянку, ставит наискось босую ногу. Молниеносное натренированное движение — и нога как облитая портянкой: ни единой складочки, ни единой морщинки. Мы пробуем делать точно так же, но жалкие наши старания не приносят успеха.

— Отставить! Давайте сначала…

Наконец кое-как обуваемся.

— Хватит для первого раза, — смилостивился командир отделения. Ему тоже наверняка надоело вертеть портянку. — Теперь давайте обмотки.

Ох, обмотки! Две длиннющие полоски грубой черной материи, скатанные в толстые валики. Сколько они нас помытарят в недалеком будущем, каких только неприятностей не доставят нам! Подадут, бывало, команду:

— Взво-од, смирно! Равнение на-право!

На командира роты, а то и батальона! Весь подберешься, подтянешься, соблюдая строй, и, топая вытянутыми ногами о землю, стараешься пройти получше мимо командира, показать ему, на что ты способен. Вот он уже почти рядом, торжественный и строгий, с ладонью у козырька. Поедаешь его глазами, как и положено по уставу, весь так и вздрагиваешь от напряженного шага. Еще шаг… Еще шаг… И вдруг замечаешь, как твердая и до сих пор неподвижная ладонь командира начинает дрожать и досадливо щурятся глаза. И еще замечаешь, как что-то черное и длинное мотается перед тобой, сбивает с шага, опутывает ноги…