Со мной ничего не случится - [13]
На следующий день в горисполкоме разбирали происшествие, народу было много. Кроме участников экспедиции были спасатели, оставшиеся в резерве, летчики, врачи из больницы, двое из милиции, еще какие-то люди.
Я сидел безучастный, как будто и не имел никакого отношения к
происходящему, и не руководил спасательной работой.
"А кто поможет ему, если будет поздно?" Действия Серова, то-есть мои, признали правильными, даже назвали наше поведение мужественным.
- Иногда требуется гораздо больше мужества, чтобы переждать пургу и тем самым сохранить людям жизнь. Серов это понял. А ломиться в лоб опасности мы сейчас увидели к чему это приводит.
Алексеев тяжело поплатился за свое легкомыслие, и это должно послужить впредь предостережением для тех, кто не понял до конца,
что такое опасность.
Зачем они об этом говорят, это не поможет Алексееву и не утешит Валю, а мы могли сэкономить сутки. "Кто поможет ему, если будет поздно?"
А там продолжали говорить.
- Если бы не мужество, проявленное группой Серова, мы бы сейчас говорили не об одном, а о шести погибших. Правильно поступили товарищи из Харькова. Когда они увидели, что им не пройти маршрут, они повернули назад. Ну что ж, поход сорвался, потеряли год
подготовки, но у них впереди еще вся жизнь и тот, кто настойчив, тот всегда добьется своего. Я резюмирую: учитывая внешнее состояние погоды и те прогнозы, которыми мы располагаем, необходимо на месяц закрыть маршруты в северной части Полярного Урала. Может быть Серов хочет что-нибудь сказать?
- Нет, все и так ясно.
После разбора вышли на улицу. Ветер гнал по дороге снег, опять была пурга.
- Я не могу здесь оставаться, хочу скрыться где-нибудь. Я не имею права больше быть спасателем. Но где скрыться от себя?
- Эх, шеф, ты совсем распустился, возьми себя в руки, неужели ты думаешь, что было бы легче, если бы погибший был не один, а несколько человек? А после этого бы кончилась пурга?
- Было бы тяжелее, но сейчас тоже тяжело, поэтому хочется все бросить к черту. Я хочу перестать думать об этом. Только сейчас надо найти Валю и поговорить с ней, это трудно, но надо.
- Не надо, она вчера уехала.
- Ну что ж, тогда уеду и я, возьму отпуск и поеду к тетке, в деревню в Псковщине, молоко пить. Можешь считать меня трусом.
- Думаешь, хорошо будет? Затоскуешь там. И никто не считает тебя трусом, северные маршруты закрыли, а на южных ребята сами справятся. Если хочешь, я поеду с тобой.
- Не нужно, Саша, да я и сам, наверное, никуда не уеду. Просто тяжело все, а лямку надо тянуть до конца сезона.
Но до конца сезона я не дотянул: на следующий день я не мог подняться с постели, не было сил. Саша назвал это каким-то мудреным названием, а по-русскии, это попросту называется "сдали
нервишки".
Через неделю я был в Минске. Саша вернулся через месяц после меня...
Вот и вся история. Теперь ты понимаешь, что мне уже не быть прежним. Не смогу я быть спасателем.
Рита помолчала, а потом заговорила.
- Костя, милый, мне страшно подумать, что ты можешь вот так же лежать где-то в горах, беспомощный, на грани жизни и смерти и никто тебе не придет на помощь, или придет, но поздно... Я не хочу оказаться на месте той Вали или пережить то, что пережил ты, когда Таня не вернулась.
- Не надо об этом... Со мной ничего не может случиться, а со спасательной работой покончено, я же сказал.
- А с походами?
- Нет.
- Почему? Ведь это еще опаснее. Я не хочу, чтобы горы отбирали тебя у меня, а тем более - насовсем.
- Я мастер туризма, а это, в первую очередь, обязанности, я лишил себя права быть спасателем, но в походы ходить я могу, и водить группы тоже могу. И я должен это делать.
- К чему ты это все говоришь, я же сама все хорошо понимаю вообще, но когда это касается лично меня - не могу смириться. Это ты должен учитывать и найти какой-то компромисс.
- Хорошо, я подумаю, еще есть время. Пойдем станцуем, а то мы вообще всю ночь проведем за разговорами, а это все-таки новогодняя ночь.
- Пойдем.
8. Рита Панич.
Идет к концу третья неделя нового года, это совсем-совсем Новый год, есть Костя, и все вещи обрели другой смысл и наполнились новым значением. Я люблю его и хочу всегда быть с ним. Когда-нибудь это так и будет, но пока это тяжело, жить ожиданием. Ожиданием писем, ожиданием встреч. Каждый день бегу после работы домой и смотрю: нет ли письма, а Костя пишет не так часто, как хотелось бы, но сегодня вечером он должен прилететь. Двое суток мы будем вместе. Это так много! Но двое суток так быстро проходят, двое суток - это так мало.
Я пока не понимаю Костиной любви к аэропортам: я никогда не обращала на них внимания, просто место, откуда улетают, и место куда прилетают.
А я сейчас попытаюсь смотреть на аэропорт Костиными глазами:
много людей, все чем-то озабочены, и никто не знает, что скоро здесь будет Костя, никому до этого нет дела. Нет, я не люблю аэропорт, пока нет рядом Кости.
Скорей бы уж!
* * *
Мы стоим обнявшись долго - долго, уже кажется, все прилетевшие вместе с ним растеклись по городу, а мне страшно отпустить его.
- Я очень тосковала по тебе.
- Я тоже. Но теперь мы до понедельника будем вместе.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.