Со мной ничего не случится - [11]
Через час был готов завтрак и тогда мы разбудили остальных. Все смотрели на меня и ждали решения, а его у меня не было.
Первой заговорила Валя:
- Мы все равно пойдем? Да? Ходят же люди в пургу, если очень надо?
- Не волнуйся, Валя, мы что-нибудь придумаем, да и пурга, может
скоро утихнет.
Я-то знал, что пурга утихнет не скоро, и она это тоже хорошо знала.
Но я еще не знал, что ни Валя ни Гайнуллин не смогут пройти эти тридцать километров.
Саша молча занимался больными, в разговор не вступал, у него была своя работа.
- Пока поешьте, а потом будем решать. Сейчас соберем нарты, а когда станет совсем светло, посмотрим как нам идти.
Валя немного успокоилась, хотя и чувствовала, что говорю не очень уверенно.
- Доктор, что с Витей? Он будет жить? Помогите ему.
- Я и так делаю все, что могу. Не волнуйся, положим его в больницу, и все будет хорошо.
- Значит надо идти, надо быстрее уходить отсюда. Я пойду помогать вам, - она начала подниматься.
- Не нужно. Лежи пока, еще успеешь намерзнуться. Мы сами справимся.
Я вылез из палатки. За мной вылез и Доктор.
- Ну что, Саша?
- Плохо! Он протянет еще день-два, а потом будет поздно.
А ветер сбивал с ног и приходилось ложиться на него грудью, чтобы не упасть.
- Что же будем делать?
- А ты не знаешь?
- Знаю, но мне трудно решиться.
На обеих чашах весов лежат человеческие жизни, как разглядеть, какая перетянет? Он, точно, долго не протянет?
- Да, Костя, это почти точно.
- А все-таки что ты думаешь?
- Как врач я считаю, что надо спешить, жизнь человека в опасности. Как турист я понимаю, что мы не пройдем, надо переждать пургу, а как человек... Мне тоже трудно, но я знаю, что у меня есть командир, который для того и существует чтобы в критической обстановке осуществлять руководство. Если бы не было критических ситуаций, не нужны были и командиры. Ты самый опытный и знаешь лучше меня, что выход пока только один.
- Да, но это будет на моей совести, хватит ли силы? И все равно, пока будем готовиться к выходу.
А ветер все не унимался, даже, кажется, стал сильнее, и пока шел этот разговор, мы задубели от холода. Залезли в палатку. Вся наша шестерка была в сборе. Это все сильные ребята, все они знают, что такое идти в пургу, знают что хотя и трудно, но если нужно - возможно.
- Ну вот что, бойцы, будем собираться, дайте-ка рацию, попробую
еще раз выйти на связь.
- Всем, всем, я спасотряд КСП, всем, всем. Прием. - Щелкнуло
реле.
И еще несколько раз, на разных каналах. В телефоне только шорох разрядов. Иногда обрывки музыки, радиопереговоров, но все очень тихо, неразборчиво.
- Все, хватит. Я выключил рацию и стал ее укладывать.
- Пошли готовить нарты.
Мы вылезли из палатки и стали свинчивать каркас, и крепить их к лыжам. Когда нужно было снимать варежки, руки сразу немели, пальцы переставали гнуться, потом приходилось долго отогревать их под одеждой. Когда пальцы согревались, приходила боль. Наконец, нарты были собраны и я опять залез в палатку к Алексееву.
И сразу Валя поднялась мне на встречу:
- Ну что? Когда выходим, почему вы медлите? Ему же совсем плохо, с каждым часом все хуже. Я же сама вижу. Уйдем отсюда, это же могила. Тут можно сойти с ума, от этой неподвижности. Идемте же!
- Я посмотрел на ребят, они лежали в том же положении, в котором я их оставил полтора часа назад. В глазах отсутствие каких бы то ни было мыслей, желаний. Не то, чтобы обреченность, но полная апатия, воля их была сломлена. Я знаю, что это такое: именно в таком состоянии люди замерзают на Севере. А четверым придется целый день лежать на нарах, да и Гайнуллин сдал, одна Валя на что-то способна, одна из шестерых. Мало.
Ну что ей сказать? Разве логика ей сейчас поможет? Она видит, как умирает ее муж, и готова сама его тащить, а что будет в пути? Нет, я не имею права рисковать шестью ради одного. Черт возьми, какая странная арифметика! Я попытался ей это объяснить:
- Валя, пойми, сейчас бессмысленно идти, метет так, что в трех метрах ничего не видно, в любом месте можно сорваться и никто нам не поможет тогда. Да и сама посмотри на своих товарищей: они не выдержат этого перехода в такую погоду, замерзнут все.
- А кто поможет ему, если будет поздно? - она еще что-то хотела сказать, но только рукой махнула.
- Все понятно.
- Как только чуть стихнет ветер и улучшится видимость - сразу выходим.
И тогда я увидел ее глаза, в них было столько боли и тоски и еще презрения, что я не выдержал и решил дать приказ о выходе. Будь что будет, пусть все погибают, но перед ней я буду чист. Мне еще раз не выдержать этого взгляда. А он? Он же замерзнет раньше всех. Нет, это не выход. Надо ждать.
- Валя, я обещаю, как только чуть утихнет, сразу выходим.
Сейчас сюда придет Саша.
И опять никто не проронил ни слова, как будто не было этого разговора. Я вернулся в свою палатку.
- Ну, как вы думаете, сможем мы пойти или нет?
- Надо подождать.
- Ребята замерзнут, а с таким грузом мы за день не пройдем.
- В общем, решили так: будем ждать, другого выхода нет. Валю и Гайнуллина переведем в нашу палатку. Саша, ты иди к ним, а мы по очереди будем тебе помогать, тогда никто не останется без присмотра.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В романе "Время ангелов" (1962) не существует расстояний и границ. Горные хребты водуазского края становятся ледяными крыльями ангелов, поддерживающих скуфью-небо. Плеск волн сливается с мерным шумом их мощных крыльев. Ангелы, бросающиеся в озеро Леман, руки вперед, рот открыт от испуга, видны в лучах заката. Листья кружатся на деревенской улице не от дуновения ветра, а вокруг палочки в ангельских руках. Благоухает трава, растущая между огромными валунами. Траектории полета ос и стрекоз сопоставимы с эллипсами и кругами движения далеких планет.
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.