Сны - [46]

— О, Боже, что случилось с окном?

— Боюсь, это моя вина. Я пытался вытащить гвозди из стены, но рука соскользнула, и... ну, это была всего лишь трещинка, но она могла быть опасна. Кто-то придет починить его позже.

« Маленькая трещинка. От окна ничего не осталось, ничего », — подумала Сара и поежилась, вспоминая.

— В любом случае, Я Гарри. Кузен Сары, — Гарри протянул руку Тревору и он рассеянно пожал ее.

— Приятно, — у Тревора были темные с сединой волосы, дорогая одежда для гольфа и снисходительная улыбка.

« Ненавижу одежду для гольфа », — подумал Гарри.

« Он выглядит, будто выпрыгнул из какой-то дыры », — подумал Тревор.

Сара с Тревором никогда не были близки. Сестры, Анна и Джульетта, не могли выбрать более непохожих мужей. Джеймс познакомил Анну с сумасшедшим миром Миднайтов, а Тревор дал Джульетте спокойную, среднестатистическую жизнь. Тревор так отличался от семьи Сары, не знал практически ничего, кроме своего гольф-клуба, страсти к вещам хэнд-мейд и своего четырехприводного автомобиля, так что Сара никогда к нему не тянулась. Тревор думал, что Сара трудная, в основном потому, что не мог ее понять.

Анна с Джельеттой также никогда не были близки. Между ними не было никакой вражды, они просто были разные, как день и ночь, даже когда были совсем детьми.

Когда Анна встретила Джеймса, он захватил ее. Она не видела никого другого, не хотела никого другого. Пропасть между сестрами стала шире. Джульетта часто думала, что Анна с Джеймсом были единым целым, что даже их собственная дочь не была к ним так близка, как они друг для друга.

Она подозревала, что их семья была настолько изолирована, потому что Джеймс не отпускал Анну от себя ни на шаг. В нем было что-то такое, что Джульетта не могла разгадать, и это ее пугало. Какое-то естественное лидерство, харизма, из-за которой он отличался от остальных. И эта его мать, Мораг... Она была очень пугающей женщиной. Анна обожала ее, но Джульетта думала, что она была ведьмой.

Они превратили Анну в Миднайт, забрали ее себе, и ей, кажется, не нужно было ничего другого. Семья Миднайтов была загадкой для Джульетты. Она бывала в их особняке на Айле однажды, и ей было даже страшно там. Бесконечные комнаты, заваленные пыльными книгами и антиквариатом, предки Миднайтов, глядящие на нее со стен... Джульетта постоянно думала о семейке Аддамс. Она думала, что если бы Анна вышла за кого-нибудь другого, кого-нибудь нормального, их жизни были бы совершенно другими.

Несмотря на все это, сестры любили друг друга, и Джульетта была в шоке, когда Анна погибла. Она всегда имела слабость к Саре — такой вдумчивой, умной, по сравнению с ее веселыми и кокетливыми дочерьми. Но Сара думала, что Джульетта и в подметки не годилась ее потрясающей матери.

Если бы только она знала, сколько раз Джульетта умоляла Анну обращать больше внимания на Сару, проводить с ней больше времени, смотря на то, какой встревоженной и напуганной всегда казалась девочка. Она же не знала, что то, что она видела, было лишь вершиной айсберга жизни Сары.

Джульетта ничего не знала о миссии Миднайтов, конечно, и была вне того самодостаточного союза, который сформировали Анна с Джеймсом. Она никогда бы не стала подозревать, что на самом деле происходит в жизни Сары — как ее родители уходили почти каждую ночь, как иногда они даже не возвращались целыми днями... Если Джульетта не могла присмотреть за ней, они оставляли ее в одиночестве с запиской, что если кто-то постучится в дверь, она должна сказать, что мама с папой уехали в магазин. Сара никогда не узнает, как сильно Джульетта хотела посидеть с Сарой, и как ее родители снова и снова отвергали помощь, думая, что Сара справится сама, что она должна справиться. Эту жизнь дала им судьба, и у них не было другого выбора. Они были слепы к страданиям дочери, а Джульетта их видела.

И все же, Сара идеализировала их, а Джульетту видела как какое-то бледное, безжизненное подобие ее несравненной матери.

Джульетта никогда бы не сказала. Она никогда бы не рассказала Саре о том, что думала, что Джеймс с Анной не уделяли ей должного внимания, что их жизни должны были крутиться вокруг драгоценной дочери, так же, как ее и Тревора крутились вокруг их дочерей. Она никогда бы не сказала, что заслуживала больше времени, больше внимания, и что ни одна из ее дочерей не тревожилась бы так без того, чтобы не быть успокоенной, без какой-либо помощи. Джульетта никогда не могла ничего сказать за спиной у сестры при ее жизни, и тем более не стала бы сквернословить на нее, когда она мертва. Сара бы все равно не послушала.

Но глубоко внутри, Джульетта была в ярости. Она не могла понять как такая милая, чувственная, красивая девочка доведет свои руки до такого состояния уборкой, думая, что никто не заметит. И в самом деле, не заметил никто, кроме Джульетты. Ради Бога, отец Сары был врачом — как он мог не видеть ее рук? Кажется, они даже не замечали, что подготовка к школу у Сары занимает два часа, потому что ей требуется, как минимум дважды снять и надеть свою школьную форму, правильно заплести волосы и двенадцать раз расправить юбку. Она впадала в панику, если что-то выглядело не так как нужно. По дороге из дома она вымывала всю кухню, выстраивала обувь в правильном порядке, перевешивала пальто на вешалке — это была ее работа, ведь они никогда не вешали их правильно. И, наконец, ее последним заданием была полировка чертова телефона в коридоре, потому что один единственный отпечаток пальца может заставить ее переделывать все сначала. И все это еще до того, как она попадет в школу. К тому времени, когда она заканчивала, она уже была жутко уставшей — Джульетта и сама уставала смотреть на нее в таком виде.