Сны Ocimum Basilicum - [68]
– Я – взрослая тридцатилетняя женщина, – говорит она. – Я уже закончила медицинский институт, я занимаюсь любимым делом и отлично зарабатываю, и мне ваша литература… – она старается придумать оборот достаточно сильный, чтобы передать, насколько ей безразличен урок, а затем, сдавшись, просто выходит из класса: у неё нет времени на попытки наповал сразить остроумием фантомов, живущих в её голове. – Иди за мной, – бросает она новенькому, и тот роняет с парты все ручки, книги и тетради, спеша за ней.
– Теперь мы не сдадим экзамен, – волнуется он. Рейхан идёт по коридору, точнее, проталкивает коридор сквозь себя; почему-то школа предстала ей в доремонтном виде, какой была в начальных классах, уютная и зловещая одновременно.
– Мы больше никому ничего не должны, – говорит Рейхан.
– С этим я бы поспорил, – отвечает её принц-лягушонок и устало приникает спиной к стене.
– Эй, ты что, женат?!
– Нет, разве по мне не видно?
Рейхан становится немного счастливее.
– А хотел бы?
Ответ на свой вопрос получить она не успевает: вместо школьного звонка с его невыносимым истерическим дребезжанием откуда-то сверху на них кузнечным молотом падает одинокий, округлый, бронзовый звук, и коридор стремительно наполняется людьми, как русло пересохшей реки – ливневой водой.
– На нас напали, – коротко сообщает литераторша и устремляется, как предполагает Рейхан, в оружейную.
– А ведь она могла отпугнуть напавших одним только своим криком, – говорит Рейхан, с ностальгией вспоминая дни, когда за отказ отвечать и самовольный уход с урока можно было поплатиться многими часами чистого стресса. Если бы человеку в глубоком детстве показывали краткое содержание предстоящей жизни, все треволнения школьных и студенческих лет воспринимались бы как славные глупости – сколько судеб тогда сложилось бы по-другому, без гнёта надуманных ужасов. Рейхан всегда завидовала хулиганам, тем, у кого хватало смелости дерзить учителям, срывать уроки или самовольно покидать неугодное занятие – теперь она понимала, почему именно они в большинстве своём добивались в жизни успеха. Ей самой потребовалось несколько лет глубоких философских размышлений и тренировок, чтобы достигнуть того уровня дзена, с которым школьные дебоширы рождались на свет.
– Идём, – говорит Рейхан и уже привычным жестом берёт своего лягушонка за руку. – Надо найти оружие, сейчас будет весело.
– Оружие? – Он вяло сопротивляется. – Откуда, мы же в школе.
– Ты как будто ребёнком никогда не был.
Один из покинутых в спешке классов полон оружия – здесь и ножницы, и циркули, и металлические линейки, длинные, как мечи.
– Это, по-твоему, оружие? – Рейхан замечает, что в вопросе прозвучала насмешливая интонация, которую раньше он себе не позволял.
– Будет, если в это поверишь.
– Ну да, буду я верить в разную чушь.
В этот миг школа сотрясается, топот множества ног становится всё ближе, и вот уже Рейхан в гуще сражения с восторженным исступлением рубит линейкой направо и налево. И лягушонок её – они стоят спина к спине – молотит врага стулом.
– Теперь веришь? – Она смеётся и тычет ему под нос запятнанной вражеской кровью линейкой.
– Один мой друг говорит, что на мне проклятие. – Рейхан надоедает битва, и они отступают в класс, где баррикадируются наспех придвинутыми к двери партами. – В последние дни меня преследуют проблемы – одна хуже другой.
Лёгкое прикосновение – словно концами волос по лицу – воспоминания, выброшенного за ненадобностью из головы, только, видимо, не до конца – щекочет Рейхан, но она отмахивается от него, привыкшая к тому, что во сне любая ерунда маскируется под нечто значимое.
– И ты ему не веришь?
– Я больше не знаю, во что верить. Недавно я видел маму. Она кое-что рассказала мне, но если она была всего лишь плодом моего воображения, то насколько я могу доверять тому, чем она со мной поделилась?
– Это решать тебе. Что будет, если ты поверишь? И что будет, если ты не поверишь? Кстати, что такое она тебе рассказала?
– Ну, она…
На сей раз их разъединили самым беспардонным образом. Ужасающий грохот возвестил о том, что их баррикада снесена, и Рейхан даже не успела взмахнуть «мечом» – её крюком выдернуло из сна.
Глава 15
Я встретил деву на лугу,Она мне шла навстречу с гор.Летящий шаг, цветы в кудрях,Блестящий дикий взор.Дж. Китс «La Belle Dame sans Merci»
21 октября
Грозу Рейхан всегда любила. Особенно осенью, когда такой роскоши от погоды редко дождёшься. Но в этот раз гроза пришла не вовремя, совсем не вовремя. Рейхан включила телефон, чтобы посмотреть на время – свет экрана резанул глаза не хуже молнии. Полчетвёртого (утра? ночи?). Её мутило, потому-то она и проснулась. Никакой гром не мог бы заставить её проснуться, не досмотрев важный сон.
«Вот уж воистину – в чужом пиру похмелье», – негодовала она, подхватывая с полок банки с необходимыми травами и пряностями. Такого омерзительного вкуса во рту у неё не было никогда.
«Хотела бы я на тебя посмотреть, хилое ты создание», – продолжала она сердиться, заваривая крепкий травяной чай и начитывая на него коротенькое заклинание.
«Не можешь пить – так не пей!» – Рейхан, морщась, влила в себя целебный отвар. Отменными вкусовыми качествами он, к сожалению, не обладал, но гадкие ощущения из тела прогнал сразу. Теперь можно было лечь досыпать – виновник её состояния, скорее всего, даже не проснулся благодаря принятым ею мерам. Она забралась обратно в тёплую норку между матрасом и одеялом, но уснуть так и не смогла. Тор, он же Зевс, он же Перун затеял перестановку мебели на небе, и рокот надёжно удерживал сознание на плаву. Промучившись целый час в бесплодных попытках уснуть, Рейхан смирилась с тем, что сегодня своего друга больше не увидит, и принялась думать.
У каждой катастрофы бывают предвестники, будь то странное поведение птиц и зверей, или внезапный отлив, или небо, приобретшее не свойственный ему цвет. Но лишь тот, кто живет в ожидании катастрофы, способен разглядеть эти знаки. Бану смогла. Ведь именно ее любовь стала отправной точкой приближающегося конца света. Все началось в конце июля. Увлеченная рассказом подруги о невероятных вечеринках Бану записывается в школу сальсы и… влюбляется в своего Учителя. Каждое его движение – лишний удар сердца, каждое его слово дрожью отзывается внутри.
Нить, соединяющая прошлое и будущее, жизнь и смерть, настоящее и вымышленное истончилась. Неожиданно стали выдавать свое присутствие призраки, до этого прятавшиеся по углам, обретали лица сущности, позволил увидеть себя крысиный король. Доступно ли подобное живым? Наш герой задумался об этом слишком поздно. Тьма призвала его к себе, и он не смел отказать ей. Мрачная и затягивающая история Ширин Шафиевой, лауреата «Русской премии», автора романа «Сальса, Веретено и ноль по Гринвичу».Говорят, что того, кто уснет под инжиром, утащат черти.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.
Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).