Сны Эйнштейна - [8]

Однако внимательный глаз выявит мозаичность города. Есть квартал, который живет в пятнадцатом веке. Здесь этажи домов грубой кладки соединяются наружными лестницами и галереями, а верхние щипцы зияют и открыты ветру. В стыках плиточных крыш растет мох. Другой район городишка прямо сошел с картины восемнадцатого века. Бурая обожженная черепица топорщится на вытянутых в струнку крышах. В церкви округлые окна, выступающие крытые галереи, гранитные парапеты. А третий район живет в сегодняшнем дне, здесь аркады тянутся вдоль улиц, на балконах металлические поручни, фасады выложены гладким песчаником. Каждый квартал закреплен за своим временем.

В завершение дня, в эти несколько минут, когда солнце покоится в снеговой седловине Альп, можно присесть у озера и поразмышлять о свойствах времени. Предположительно время может быть гладким и грубым, колючим и шелковым, жестким и мягким. А в этом мире время — липкая материя. Разные части города где-то завязли в истории и дальше не пошли. Также и люди увязают в каком-то месте своей жизни и уже не могут выдраться.

Вот сейчас в одном из домов предгорья человек беседует с другом. Он рассказывает о годах учения в гимназии. По стенам висят свидетельства его успехов в математике и истории, на книжных полках лежат спортивные медали и стоят кубки. На столе фотография, где он капитан фехтовальной команды, в обнимку с ним другие юноши, которые потом окончили университет, стали инженерами и банкирами, женились. В комоде хранится его тогдашнего, двадцатилетнего, одежда — фехтовальная куртка, твидовые штаны, теперь уже тесные в поясе. Его друг, годами, пытавшийся свести его с людьми, вежливо кивает, старается не задохнуться в крохотной комнатушке.

В другом доме человек сидит за столом с двумя приборами. Десять лет назад он сидел так же против отца и не мог сказать, как он любит его, он перебирал в памяти детские годы, ища какую-нибудь минуту близости, вспоминал вечера, когда молчаливый человек сидел одиноко с книгой и он не смог сказать ему, как он его любит, не смог. На столе две тарелки, два бокала, две вилки — все, как в тот последний вечер. Он начинает есть, кусок не идет в горло, он безудержно рыдает. Он так и не сказал, что любит его.

В третьем доме женщина любовно смотрит на фотографию сына — молодого, смеющегося, полного жизни. Она пишет ему по давно не существующему адресу, воображает счастливые ответные письма. Когда сын стучит в ее дверь, она не отвечает. Когда он с распухшим лицом и остекленевшими глазами кричит ей с улицы и просит денег, она не слышит его. Когда сын, нетвердо подойдя к двери, оставляет ей записки, умоляя увидеться, она выбрасывает их потом, не читая. Когда сын с вечера встает под ее окнами, она пораньше ложится спать. Утром она смотрит на фотографию, пишет любящие письма по давно не существующему адресу.

Старая дева видит лицо юноши, любившего ее, в зеркале спальни, на потолке в булочной, на глади озера, в небе.

Трагедия этого мира в том, что все несчастны, завязнув в горе — либо в радости. Трагедия этого мира в том, что все одиноки. Ибо прошлой жизни нечего делать в сегодняшней. Всякий, кто увязнул там, остается там один.

11 мая 1905 г

Слоняясь по Марктгассе, нельзя не поразиться увиденному. На фруктовых лотках ровными рядами выложены вишни, в галантерейном магазине аккуратными стопками составлены шляпы, на балконах в строгой симметрии подобраны цветы, пол чисто выметен в булочной, насухо вытерт в молочной. Все знает свое место.

Когда подгулявшая компания уходит из ресторана, у столов даже более прибранный вид, чем прежде. Когда ветерок обдувает улицы, он делает уборку, унося на край города пыль и мусор. Когда волна размывает берег, берег потом сам приводит себя в порядок. Когда с деревьев падают листья, они устилают землю углом, как севшие птицы. Когда из облака вылепливается голова, она такой и останется. Когда труба дымит в окно, сажу относит в угол комнаты, воздух остается чистым. Открытые ветру и дождю окрашенные балконы со временем только хорошеют. При звуке грома восстанавливается разбитая ваза, осколки в точности занимают свои места и скрепляются. Душистый запах с коричной тачки со временем не ослабевает, но только крепнет.

Не правда ли, все это выглядит необычно?

В этом мире время несет с собою возрастающий порядок. Порядок суть закон природы, универсальная установка, космическая директива. Если время — стрела, то цель ее — порядок. Будущее — это модель, структура, согласие, сосредоточенность; прошлое — произвол, путаница, разлад, рассеяние.

Философы порешили на том, что без устремления к порядку время утрачивает смысл. Будущее станет неотличимо от прошлого. Последовательность событий предстанет хаосом положений, надерганных из тысячи романов. История представится смутной, как та дымка, что вечерами обволакивает кроны деревьев.

В таком мире обитатели запущенных домов лежат в постелях и ждут, когда природные стихии сметут пыль с подоконников и расставят обувь в чулане. Запустив дела, люди могут бражничать, между тем как дни пойдут своим чередом, сами собой устроятся нужные встречи, оплатятся счета. Можно кое-как покидать в ридикюль губную помаду, кисточки, письма, уповая на то, что все само собою разберется. Не надо подрезать деревья в саду, выпалывать сорняки. На рабочих столах к концу дня отменный порядок. Одежда, брошенная вечером на пол, утром лежит на стуле. Отыскиваются пропавшие носки.