Сновидение - [125]

Абигэль покачала головой.

– Он был убежден, что можно жить и нормально развиваться, уделяя минимум времени сну. Конечно, меня он в своей книге не упоминает, потому что этот паршивец даже не пытался меня лечить. Наоборот. Я был его игрушкой для опытов. Его морской свинкой. В сущности, он был в десять раз хуже Виллеме. Поэтому и я обошелся с ним по-особому…

Он взял с пола немного соломы. Изо всех сил сжал ее в кулаках.

– Там была эта комната, в подвале института, куда он водил меня дважды в неделю. Множество электродов и круглая платформа… Я один ходил туда, он сделал все это для меня, он сам мне в этом признался, когда я пытал его и убил… Он сажал меня на платформу и не давал спать, опутав всего электродами, твердил, что это такое лечение. Платформа наклонялась, как только я засыпал. Манжен не пытался продлить мой сон, наоборот, он хотел еще сократить его. Сделать из меня существо, вообще не спящее. Вечно бодрствующего.

Он, казалось, ушел в свои мысли. Его глаза вращались в орбитах быстрыми прерывистыми движениями. Nystagmus[40], подумала Абигэль.

– Ты только что приехала, а я уже полгода томился в этой тюрьме. Наши палаты были рядом. Я ни с кем не разговаривал, Манжен мне не разрешал, я его боялся. Однажды ты упала в коридоре прямо передо мной. Я думал, что ты умерла. Твои глаза застыли, рука лежала под странным углом к телу. Но через минуту ты снова задвигалась и сказала мне, мол, ничего страшного, с тобой это часто бывает. Ты показала мне несколько шрамов. Мы подружились, каждый вечер беседовали тайком. О тебе, о твоих родителях, о твоей жизни на севере. А я рассказывал тебе о своих мучениях. О моей тюрьме, об этой странной комнате, где я проводил ночи. Ты обещала, что поможешь мне, когда выпишешься, с кем-то поговоришь, приедешь за мной. Кусочком железа мы порезали кончики больших пальцев и смешали нашу кровь, чтобы скрепить твое обещание. Я тебе поверил, Абигэль. Каждый день после твоего отъезда я смотрел в окно и ждал тебя. Но больше я тебя так никогда и не увидел. Ни весточки, ни письма – ничего. Ты забыла меня, бросила. Ты была не лучше других.

– Я жила на другом конце Франции. Я была больна, как и ты. Я наверняка поговорила с отцом, когда выписалась, сделала все, чтобы тебе помочь. Но мы были детьми, мало ли что можно наобещать в детстве. Центр был одним из самых известных во Франции. Что мы могли против взрослых?

– Ну и что? Ты думаешь, это все оправдывает? Я провел еще полгода в этом аду после твоего отъезда. Я был один, я люто ненавидел тебя, ненавидел Манжена и Виллеме, который отправил меня туда. А когда Манжен вдоволь наигрался, я вернулся в приют еще на два года и спал даже меньше, чем прежде. Виллеме доставал меня еще сильнее, и я с ума сходил от этих бессонных ночей, до утра не смыкая глаз. Однажды я сбежал без документов. У меня не было больше корней, да и жизни не было. Я кочевал по больницам, по социальным центрам, назвался вымышленным именем, мне выправили новые документы. Я стал подрабатывать по мелочи в школьных буфетах, летних лагерях. Не сидел на месте, все время переезжал. Мне было пятнадцать, когда я встретил в лагере Николя Жантиля. Мы оба работали на кухне. Я сразу понял, что́ это за фрукт. Все его боялись, но никто ничего не говорил. В последний вечер он поймал меня в лесу и заставил у него отсосать. Кончил мне в рот.

Он сплюнул. Каждое его слово било Абигэль наотмашь.

– Каждый раз, когда я это вспоминаю, чувствую во рту вкус его спермы… Я долго не мог оправиться, но пережил и это. Потом я устроился санитаром в больницу и встретил там мать Алисы. Влюбился, мы даже хотели пожениться. Впервые в жизни я чувствовал себя хорошо, был в ладу с самим собой. Но через четыре месяца после нашей встречи она бросила меня, выбросила, как мусор, и ушла к другому. Я не отступался, торчал под ее окнами, ходил за ней по пятам. Однажды она вызвала полицию. Мне категорически запретили к ней приближаться. Мол, попробуй еще хоть раз подойти – сядешь. Я всматривался в каждую черточку ее лица, когда она горела в своей машине три дня назад.

По его левой руке текла кровь. Он поднес к ней правую ладонь и, морщась, зажал рану.

– Я уехал как можно дальше… На север. Я мало что умел, работал на бойнях, в мясных лавках, а потом устроился служителем в морг. Привлекает меня, видишь ли, мороженое мясо. Что мертво, то тебя не обидит.

Он ухмыльнулся. Леа вздрогнула.

– И вот там-то я и увидел тебя, Абигэль… Это было три года назад. Ты работала по делу об убийстве. Ты не узнала меня, я носил бороду, очки, прошло ведь двадцать лет. Я видел, кем ты стала, читал про тебя в газете. Красавица, блестящий психолог, спец по уголовным делам. Ты преуспела, несмотря на болезнь. Достаток, дочь… Мне так не повезло в жизни. Каждый раз, стоило мне встать на ноги, меня сваливали… Когда спишь меньше двух часов в сутки, есть, знаешь ли, время поразмыслить обо всем этом. О смысле жизни. Ночью приходят самые черные мысли и рождаются монстры и демоны. Да, Номер четыре?

Леа крепче прижалась к матери. Фредди зашелся смехом, перешедшим в долгий кашель.

– Когда я увидел тебя, все это дерьмо во мне всколыхнулось. Как бы ты это назвала? Детскими травмами? Очень скоро я задумал отомстить вам, тебе и остальным. Эти навязчивые мысли я больше не мог прогнать из головы, особенно ночами. Вы должны были заплатить, все четверо. Я хотел заставить вас страдать, как вы заставили страдать меня. Уничтожить в вас самое сокровенное. Я стал искать остальных и нашел, это проще простого сегодня, когда есть Интернет. Вводишь имена, города и в несколько кликов получаешь адреса и семейные фотографии. Как же люди бывают наивны и беспечны… Я навел справки. У всех вас были дети. Вот куда я решил нанести удар. Отнять их у вас и уничтожить вас, уничтожив их. Ты знаешь, что было дальше… Алиса, Виктор, Артур и Леа. Порядок похищений имел значение. Начав от самого недавнего, возвращаться в прошлое. Ведь это ты в конечном счете первая по-настоящему обидела меня.