Снова в моем сердце - [2]

— Я долго размышляла, прежде чем приехать сюда. — Алекс взглянула на Джеймса. — Мне следовало бы сначала позвонить, но я боялась, что ты не станешь разговаривать со мной.

— Почему ты…

— Я знаю, ты из тех, кто ценит уединение, и понимаю это. — Она откинула упавшую на лоб прядь волос. — Я тоже ценю уединение и сомневалась, что правильно поступаю, явившись сюда так внезапно. Особенно… особенно принимая во внимание наше прошлое.

А она гораздо красивее, чем раньше, но по-прежнему много болтает.

Джеймс открыл было рот, чтобы ответить, но Алекс продолжала, не заметив его попытки:

— Я решилась из-за Куинни и пообещала ей, что постараюсь сделать это, не дожидаясь, когда она разобьется. — Алекс переминалась с ноги на ногу. — Можно мне войти, а то мы разговариваем как в тюрьме, через стекло. Я предпочитаю беседовать лицом к лицу.

Ему следовало догадаться раньше. Джеймс толкнул дверь, и Алекс прошла на кухню. Легкий запах фиалки облачком вплыл вслед за ней.

— Спасибо.

Он кивнул и потер рукой затылок. Жара стояла изнуряющая. Даже для июля. Джеймсу отчаянно хотелось скинуть одежду и встать под душ, освежиться.

— Алекс…

— Не дашь ли мне стакан воды? — попросила она, перебивая его и усаживаясь возле длинного стола. — Не возражаешь? Добраться сюда от главных ворот — сущее испытание.

Алекс закинула ногу на ногу, юбка приподнялась, открывая стройные бедра. «Интересно, ради чего она тащилась четверть мили по солнцепеку, да еще одетая столь неподходящим образом? — подумал Джеймс. — Поговорить? О Господи, о чем?» Заинтригованный, он взял из буфета высокий стакан, подошел к холодильнику, налил воды, положил несколько кусочков льда.

— Спасибо. — Алекс взяла стакан и отпила глоток.

На правой руке Джеймс заметил простое серебряное кольцо, на левом запястье — изящные часы. Все в ней свидетельствовало об уверенности в себе, и Джеймс вспомнил девушку с вечно обкусанными ногтями, по его мнению, слишком много болтавшую о жизни других людей вместо того, чтобы поразмыслить о себе.

— И тогда я сказала себе, что в жизни есть лишь несколько вещей, действительно важных. Согласен?

Джеймс так глубоко ушел в свои мысли, что не слышал ее вопроса, поэтому только пожал плечами и потер бровь.

— Лекси…

— Я теперь Алекс.

— Хорошо. — Джеймс тщательно обдумывал те несколько слов, которые надо успеть произнести прежде, чем она снова заговорит. Может, Алекс и изменилась, но болтает по-прежнему чересчур много и, без сомнения, может запутать его. — Не знаю, что ты от меня хочешь, но…

— Откуда тебе знать?

Он стиснул руками витую спинку деревянного стула.

— Ты проделала долгий путь, столкнулась с двумя свирепыми овчарками, которые, вырвись они на свободу, гнались бы за тобой до города, и это все ради того, чтобы сказать «Привет»? — Джеймс криво усмехнулся.

Он не дурак, хотя все так же прост и наивен, раз впустил ее в свой дом. Но тем не менее не верит, что это обычный светский визит.

Алекс застенчиво наклонила голову.

— Ты всегда был такой. Всегда считал, будто все знаешь.

— Если ты о Кайле, то да, я знаю все.

Алекс побледнела, а он мгновенно пожалел о своих словах. «Это нечестно, Мак», — сказал он себе и поспешил извиниться:

— Прости. Это запрещенный прием.

«Запрещенный прием — еще мягко сказано», — подумала Алекс. Его слова обожгли ее как пощечина. Улыбка Алекс исчезла, дрожащие пальцы теребили ткань юбки, щеки залились краской. Джеймс тогда был прав насчет Кайла. Он прекрасно понимал, что тот самовлюбленный прохвост, и убеждал ее остерегаться этого человека.

Алекс опустила глаза. Минуло пятнадцать лет, а осознание того, что она не разглядела истинного лица Кайла, все еще причиняло жгучую боль.

Взглянув на Джеймса, Алекс вдруг ощутила, как заблуждалась. Куда она смотрела тогда? Ведь Джеймс всегда был красив, настоящий ковбой, спокойный, рассудительный, неторопливый и основательный во всем.

Правда, не в ее вкусе. Алекс вздохнула. Однако она не раз замечала, как заглядывались на него другие девушки, как демонстрировали свои достоинства и хихикали всякий раз, когда он проходил мимо.

И если в Кайле все было внешнее, показное, от сапог из тисненой крокодиловой кожи до дорогих рубашек, то Джеймс, напротив, олицетворял собой настоящего ковбоя с его уверенными повадками и потрепанной черной шляпой, которую низко надвигал на брови. Интересно, он все так же носит шляпу? Если да, то теперь, вероятно, выглядит еще красивее, чем прежде.

Пятнадцать лет назад Джеймс значительно превосходил ее в понимании жизни, теперь-то она прекрасно сознавала это. Алекс была тогда совершенным ребенком, а он — спокойным, выдержанным, логичным в своих рассуждениях. Его зрелость производила… интригующее впечатление.

Разумеется, не на нее, но…

— Лекси…

Она выпрямилась.

— Извинения приняты? — осведомился Джеймс.

Пожав плечами, она перевела взгляд на окно.

— Конечно.

«Странно, — размышляла Алекс, — откуда в груди этот подозрительный жар? Я ведь не какая-то жаждущая любви девчушка, готовая растаять от одного взгляда красавца ковбоя. О нет! Я самостоятельная, уверенная в себе тридцатитрехлетняя женщина. И не имеет никакого значения, что моя личная жизнь не сложилась и мне пришлось хлебнуть горя, расплачиваясь за ошибки юности. У меня есть дочь, и именно поэтому…» Алекс смело взглянула на Джеймса, полная решимости сохранить самообладание, несмотря на то что ее смущало его присутствие. И надо поменьше болтать. Алекс знала за собой этот грех, ее так и несло, когда она нервничала.