Снова три мушкетера - [140]
— Вот-вот, и завоевал всю Померанию, — заметил кардинал. — Пожалуй, я снова напишу ему и пошлю в Стокгольм Рошфора. Так я буду уверен, что мое письмо попадет в руки адресата… Что нового из южных провинций, отец Жозеф?
— В Лангедоке — чума, — с тонкой улыбкой произнес «серый кардинал».
— И вдобавок — Монморанси, — в тон ему отозвался «красный».
Они понимали друг друга с полуслова.
— Неужели мор не стихает?
— Эпидемия идет на убыль в одном месте, а усиливается в других.
— Ладно, отец Жозеф. Вы можете идти — мне просто приятно было провести с вами эти несколько минут. А я еще немного поработаю.
Оставшись в одиночестве, его высокопреосвященство потребовал всю накопившуюся корреспонденцию. Он бегло просматривал донесения губернаторов, чиновников, назначенных им в разные уголки страны, рапорты полицейских начальников о народном ропоте, раздававшемся то тут, то там вследствие непомерных налогов.
Губы его высокопреосвященства кривились в брезгливой усмешке, когда он читал все эти донесения.
— Ничего, — бормотал кардинал. — Это все аристократы. Они подбивают народ. Без их подстрекательских выходок крестьяне покорно тянули бы свой воз.
Неожиданно в голову пришло живое сравнение. Кардинал отложил в сторону бумаги и потянулся за пером. Строчки одна за другой ложились на белый лист. Они сохранились для потомков:
«Народ необходимо сдерживать нуждой. Его следует сравнить с мулом, который, привыкнув к тяжестям, портится от продолжительного отдыха сильнее, чем от работы…»
Повертев перо в руках, кардинал сделал приписку:
«Но подобно тому, как работа мула должна быть умеренна и нагрузка этого животного должна соразмеряться с его силой, то же должно быть соблюдено и относительно повинностей народа».
Ришелье отложил перо и снова принялся за чтение. Новости парижских нувеллистов, которые знают обо всем так же хорошо, как и его ангелы. Хотя как раз именно среди нувеллистов больше всего агентов кардинала. И это хорошо. Они процеживают сплетни и слухи сквозь сито здравого смысла, а оставшийся полезный осадок подают на его стол в свежем виде.
«Завтра его величество собирается на охоту на лис. Эти животные должны очень опасаться, так как у его величества твердая рука и на прошлой охоте он собственноручно застрелил пять волков».
Прочитав этот заголовок, кардинал усмехнулся. Всем, а уж сборщикам и поставщикам новостей и подавно, была известна страсть короля к охоте.
«Монахини монастыря урсулинок в Лудене оказались во власти ночных привидений после эпидемии чумы, унесшей четверть населения города».
Кардинал откинулся на спинку кресла. Инквизиция делает, что может. Она хватает подозрительных людей, отмеченных стигмами Дьявола: всех сухоруких, колченогих, косых, подверженных приступам падучей, передает их в руки судей, а после признаний в сговоре с Дьяволом публично сжигает на площадях городов, где мор уж слишком силен. Это успокаивает народ.
Ришелье вернулся к кипе бумаг. Последнее сообщение о чуме в Лудене напомнило ему другое, бегло просмотренное ранее. Он порылся в бумагах. Вот оно.
Глава овернской инквизиции сообщил, что ведьма Элина Маркос, гречанка, была схвачена в окрестностях Клермон-Феррана по многочисленным доносам горожан, изнемогающих от морового поветрия, одолевающего Клермон-Ферран уже долгое время. Ведьме был вынесен обвинительный приговор, но…
Здесь начиналось самое странное… Инквизитор писал далее, что упомянутой Элине Маркос удалось избежать костра, причем деятельное участие в ее освобождении принял некто д'Артаньян, назвавший себя лейтенантом королевских мушкетеров, что оказало свое действие на святых отцов и стражу, приведя их в растерянность. Воспользовавшись этой растерянностью, человек, назвавший себя д'Артаньяном, освободил ведьму от пут и скрылся вместе с нею в неизвестном направлении. Ришелье неожиданно понял, что поразило его в этом сообщении даже не имя д'Артаньяна, от которого снова было словно бы некуда деваться, хотя само присутствие гасконца на казни ведьмы в отдаленном Клермоне уже было достаточно странным.
Его высокопреосвященство находил еще более странным другое — ведьма была гречанкой, об этом прямо говорилось в донесении инквизиции. Гречанка в Оверни.
«Допустим, — сказал себе Ришелье, — это странно, но почему бы и нет?»
Что-то не давало ему покоя, какая-то странность была заключена в имени колдуньи.
Неожиданно кардинал понял.
Он вызвал секретаря. Тот, задремавший, поскольку время было уже позднее, немного промедлил и встретился со взглядом Ришелье, который не предвещал ничего хорошего.
— Разыщите-ка мне письмо настоятеля коллегии иезуитов Ла Флеш. Оно должно быть в моем архиве.
Ожидая возвращения секретаря, Ришелье не мог сдержать нетерпение. Усы его высокопреосвященства встали торчком, как уши охотничьей собаки, почуявшей крупную дичь.
«Неужели это та самая гречанка, за которой охотятся святые отцы? О, настоятель не пишет мне этого прямо, но весь тон письма изобличает его с головой. Им для чего-то позарез нужна эта Эвелина… Эмилия… имя похоже, очень похоже… какие-то старые счеты ордена, духовник императора Рудольфа. Но — неважно. Неужели гасконец увел дичь из-под воинства Иисусова? Немыслимо. Совпадение? Невероятно!»
Наш просвещенный читатель несомненно осведомлен, хотя бы в общих чертах, об образе жизни дворянского сословия в первой половине XVII века. Мы приветствуем всякого, кто поведает о соколиной и псовой охоте, непрекращающихся несмотря на эдикты о дуэлях, щедром служении Купидону, а равно и Вакху. Все эти достойные занятия в большей или меньшей степени заполняли собой досуг благородных шевалье. Однако любимым времяпрепровождением всякого уважающего себя аристократа эпохи Людовика XIII несомненно являлось составление заговоров.
О северных рубежах Империи говорят разное, но императорский сотник и его воины не боятся сказок. Им велено навести на Севере порядок, а заодно расширить имперские границы. Вот только местный барон отчего-то не спешит помогать, зато его красавица-жена, напротив, очень любезна. Жажда власти, интересы столицы и северных вождей, любовь и месть — всё свяжется в тугой узел, и никто не знает, на чьём горле он затянется.Метки: война, средневековье, вымышленная география, псевдоисторический сеттинг, драма.Примечания автора:Карта: https://vk.com/photo-165182648_456239382Можно читать как вторую часть «Лука для дочери маркграфа».
Москва, 1730 год. Иван по прозвищу Трисмегист, авантюрист и бывший арестант, привозит в старую столицу список с иконы черной богоматери. По легенде, икона умеет исполнять желания - по крайней мере, так прельстительно сулит Трисмегист троим своим высокопоставленным покровителям. Увы, не все знают, какой ценой исполняет желания черная богиня - польская ли Матка Бозка, или японская Черная Каннон, или же гаитянская Эрзули Дантор. Черная мама.
Похъёла — мифическая, расположенная за северным горизонтом, суровая страна в сказаниях угро-финских народов. Время действия повести — конец Ледникового периода. В результате таяния льдов открываются новые, пригодные для жизни, территории. Туда устремляются стада диких животных, а за ними и люди, для которых охота — главный способ добычи пищи. Племя Маакивак решает отправить трёх своих сыновей — трёх братьев — на разведку новых, пригодных для переселения, земель. Стараясь следовать за стадом мамонтов, которое, отпугивая хищников и всякую нечисть, является естественной защитой для людей, братья доходят почти до самого «края земли»…
Человек покорил водную стихию уже много тысячелетий назад. В легендах и сказаниях всех народов плавательные средства оставили свой «мокрый» след. Великий Гомер в «Илиаде» и «Одиссее» пишет о кораблях и мореплавателях. И это уже не речные лодки, а морские корабли! Древнегреческий герой Ясон отправляется за золотым руном на легендарном «Арго». В мрачном царстве Аида, на лодке обтянутой кожей, перевозит через ледяные воды Стикса души умерших старец Харон… В задачу этой увлекательной книги не входит изложение всей истории кораблестроения.
Слово «викинг» вероятнее всего произошло от древнескандинавского глагола «vikja», что означает «поворачивать», «покидать», «отклоняться». Таким образом, викинги – это люди, порвавшие с привычным жизненным укладом. Это изгои, покинувшие родину и отправившиеся в морской поход, чтобы добыть средства к существованию. История изгоев, покинувших родные фьорды, чтобы жечь, убивать, захватывать богатейшие города Европы полна жестокости, предательств, вероломных убийств, но есть в ней место и мрачному величию, отчаянному северному мужеству и любви.
Профессор истории Огаст Крей собрал и обобщил рассказы и свидетельства участников Первого крестового похода (1096–1099 гг.) от речи папы римского Урбана II на Клермонском соборе до взятия Иерусалима в единое увлекательное повествование. В книге представлены обширные фрагменты из «Деяний франков», «Иерусалимской истории» Фульхерия Шартрского, хроники Раймунда Ажильского, «Алексиады» Анны Комнин, посланий и писем времен похода. Все эти свидетельства, написанные служителями церкви, рыцарями-крестоносцами, владетельными князьями и герцогами, воссоздают дух эпохи и знакомят читателя с историей завоевания Иерусалима, обретения особо почитаемых реликвий, а также легендами и преданиями Святой земли.