Сними обувь твою - [11]

В первый раз он видел на ее лице такое выражение, словно она собирается заплакать.

— Но, дорогая, каждой девушке нужно хорошее обручальное кольцо. Ведь это бывает раз в жизни.

— Да, но… Генри, они говорили вам? У меня мало денег.

— Ну и что же? Нам хватит и моих. Разве вам так много нужно на булавки?

— Ах, дело не в этом! Тех денег, которые я получу, когда стану совершеннолетней, мне, наверное, хватит на платья. Но за мной ничего не дают. Если вы об этом знаете, то…

Неужели она думает, что он охотится за приданым? Пожалуй, самое правильное будет обратить все в шутку. Он засмеялся:

— Не огорчайтесь. Мне нужны вы.

Что он такого сказал? Почему у нее стало такое лицо? Почти безобразное.

Она протянула левую руку, чтобы он надел ей кольцо. Но когда он попытался поцеловать ее, она отшатнулась, отталкивая его обеими руками.

— Нет, нет!

Потом она овладела собой.

— Простите, Генри, я не хотела… Да, поцелуйте меня. Но ему уже совсем не хотелось целоваться. Он поглядел на нее, растерянно хмурясь.

— Послушайте, Беатриса. Вы уверены, что любите меня? Я не хочу жениться на девушке против ее воли. Если вас кто-нибудь заставляет…

— Нет, Генри, меня никто не заставляет.

— Вы уверены? Если ваша мать или… кто-нибудь еще настаивает, чтобы вы…

— Разумеется, они настаивают, но это не имеет никакого значения. Они не могли бы меня заставить, если бы я сама не хотела.

Она медленно подняла на него глаза.

— Я… я рада, что нужна вам. Я сделаю все, чтобы вы не пожалели.

Просто это… немного неожиданно. Я скоро привыкну.

Последовал первый поцелуй, если это можно было назвать поцелуем. Потом они вышли из библиотеки и увидели, что их ожидает все семейство. Эльси жаждала поскорее увидеть кольцо и просто места себе не находила от нетерпения.

— Ты его привез? Покажи! Ох, какая прелесть! Ну, Би, теперь ты должна выбросить засохшие цветы, которые тебе подарил тот, другой, раз Генри привез тебе такое кольцо.

— Какие цветы? — резко спросила миссис Карстейрс.

— Ну, цветы… или письма, а может, еще что-нибудь. Во всяком случае, Би что-то прячет за корсетом, а по ночам кладет под подушку, — я сама видела. Да, Би, видела! Ты думала, что я сплю…

— Придержи язык, Эльси, — сердито перебил Карстейрс. Беатриса отвернулась и молча вышла из комнаты. Немного позже миссис Карстейрс подошла к Генри.

— Мой дорогой, я боюсь, что наша плутовка Эльси сегодня утром вас расстроила. Она всегда шалит и не может обойтись без шуток. Не ревнуйте; кроме вас, Беатрисе еще не нравился ни один мужчина. Я догадываюсь, что это: медальон с портретом ее отца. После его смерти он исчез, и мне не хотелось расспрашивать бедную девочку, хотя я с самого начала знала, что медальон у нее. Вы знаете, как она любила отца. Но, может быть, вы подумали…

Генри вне себя от ярости перебил ее:

— Я ничего подобного не думал! Я сам знаю, что Беатриса не из тех девушек, которые способны носить кольцо одного человека и прятать в своей постели письма другого. Раз уж вы спрашиваете, я скажу, что я думаю: по-моему, Эльси заслуживает хорошей порки, и я сам готов отшлепать ее как следует. Я не считаю, что подобные шутки приличны для девочки, которая только-только вышла из детской.

Он ушел совершенно взбешенный. Еще минута, и он высказал бы этой женщине все, что о ней думает. Она смеет уверять его, как будто он сам не уверен…

А уверен ли он? Он был совершенно уверен, что Беатриса не сделала ничего постыдного. Но как знать — вдруг она тайно оплакивает первую любовь, которая увяла, не успей расцвести? Это объяснило бы многое…

Чепуха! Портрет ее отца — и больше ничего. Как только ему удалось застать ее одну, он заговорил о свадебном путешествии. Ему не хотелось бы, объяснил он, выходить из бюджета, потому что тогда придется тратить деньги, которые его отец отложил для непредвиденных починок на фермах или на случай болезней среди арендаторов, — хорошие арендаторы заслуживают хорошего хозяина. Если бы вместо Парижа они съездили на какой-нибудь ближний курорт, это обошлось бы гораздо дешевле. Он слышал о прекрасной гостинице в приморском городе Брайтхелмстоне, который считается приятным и здоровым местом. Ее очень огорчит, если они пока отложат поездку в Париж?

Конечно нет; и она хочет, чтобы свадьба была поскромней.

Потом он задал ей еще один вопрос: не обидится ли она, если он теперь же уедет в Бартон, чтобы все приготовить. Он так долго не был дома, что его присутствие там, вероятно, необходимо. Он вернется первого сентября. И тогда, как только будет готово ее приданое, можно будет сделать оглашение.

Разумеется, пусть он поступает, как сочтет нужным. Это было все, что она сказала, но облегчение, которое она почувствовала при мысли о его отъезде, было до боли очевидным. Тем не менее он тоже почувствовал облегчение. Теперь, когда она наконец надела его кольцо, эти гарпии на некоторое время успокоятся и не будут ее мучить; а чем дольше он задержится в Бартоне, тем меньше будет у Карстейрса возможностей выманивать у него деньги. Кроме того, у этой странной застенчивой девушки будет время свыкнуться с мыслью о замужестве.

Дома у него оказалось столько дел, что ему некогда было раздумывать о том, что хранится у нее под подушкой, хотя, впрочем, все это может быть просто злокозненное воображение ее сестры. Ее чрезмерная скромность тоже перестала его тревожить. В конце концов что здесь удивительного? Какой девушке понравится, если ее навязывают, — пусть даже человеку, которого она любит? Когда они поженятся и он увезет се из этого отвратительного дома, все будет по-другому.