Снимаем порно - [42]

Борис рассмеялся.

— Что ты великий человек? Не похоже.

Она подняла глаза и храбро улыбнулась.

— Что я великая актриса, — сказала она ему умоляющим голосом, — … или пусть даже не великая, а просто хорошая, вместо того, что ты знаешь, — она отвела взгляд и ее голос упал, — что говорят сейчас…

— Что ты великая задница?

Борис умел говорить совершенно обезоруживающе личные вещи абсолютно чужому человеку, не вызывая у того обиды. Это было умелое использование тона, отражающего одновременно беспристрастность и заботу, без малейшего намека на похотливость или нарочитость. Результат этого заключался в создании иллюзии интимности, неофициальности, за которой, конечно, следовало полное доверие. И это позволяло ему не только использовать актеров как вошедших в поговорку пешек в игре, но и получать от них даже больше, чем они были в состоянии дать.

— Это то, что говорят? — спросила она, на мгновение остановив на нем взгляд, но спросила тихо, опять опуская глаза, зная, конечно, что это правда.

— А что по-твоему они говорят?

— Что-то в этом духе, наверное.

Борис улыбнулся ей и заговорил с мягкой неторопливостью:

— Анжи… они все мечтают трахнуть тебя. Понимаешь? Все мужчины и парни всего мира хотят трахнуть Анжелу Стерлинг.

Она посмотрела на него, холодная ненависть медленно появилась в ее глазах еще прежде, чем она заговорила.

— Этот образ я и хочу изменить.

— Я понимаю это, и мы его изменим. Но мне надо знать, как ты ощущаешь себя. Разве ты не видишь, это же фантастика, истинный феномен — подростки в ванной, солдаты всех армий мира, заключенные всех стран, все, лежа на своих койках ночью, мастурбируют, думая о тебе. Им снятся эротические сны с твоим участием… Мужчины, занимаясь любовью со своими женами, подругами, проститутками, воображают, что это ты. Ты знаешь, как собирают статистику — подобно тому, как выясняется, что каждые восемь секунд в мире совершается убийство, в таком духе, вероятно, не проходит ни одной секунды, днем и ночью, чтобы не вылилось галона спермы в твою честь. Бьет струей наружу, метясь в твои внутренности! Разве это не потрясающе? Разве ты не чувствуешь всего этого объединенного желания? Всех парней мира, желающих трахнуть тебя? Это нечто из ряда вон выходящее, вибрации должны быть просто невообразимыми.

Анжела следила за его словами, сперва онемев и не веря собственным ушам, но затем оценивая этот образ отстраненно, как если бы он говорил о ком-то другом. Она медленно придавливала свою сигарету, глядя вниз, на поднос.

— Но суть именно в этом, — произнесла она почти раздраженно, — они хотят переспать не со мной, а с Анжелой Стерлинг.

— Но разве ты не отождествляешь себя с ней?

— Нет, — твердо сказала она, — не с такой Анжелой Стерлинг. Определенно не с такой.

Легкий налет скромности в ее ответе заставил Бориса улыбнуться, напомнив о любопытном инциденте, произошедшем несколько лет назад — в период, когда Анжела наслаждалась первым расцветом своей звездности, так же как и первой болью сердца. Случай этот произошел воскресным полднем на коктейле в большом, из коричневого камня, пляжном доме Лесса Хэррисона, где присутствовал и Борис, и Анжела. Анжела, фактически, жила с Лессом около полугода и официально выступала в роли хозяйки, но ее как раз только что тактично проинформировали, что ее мистер Замечательный решил не разводиться с женой, а напротив, вернуться к ней («должен попытаться опять наладить отношения с Элен — мы обязаны это сделать ради детей»), что в любом случае было брехней, однако представлялось Лессу более солидным поводом, чем просто сказать ей, чтобы она убиралась. Как бы то ни было, это известие заставило Анжелу погрузиться в настоящую пучину жалости к себе, наполненную слезами и спиртными напитками, так что, в конце концов, она отключилась на кровати в одной из комнат для гостей после попытки дозвониться своей матери в Амарилло.

В тот же воскресный полдень пытался позвонить своей матери и некий молодой человек, которого Борис привел с собой на вечеринку — Гровер Морс из Мэкона, Джорджия. Гровер был привлекательным высоченным парнем семнадцати лет, работающий вторым ассистентом в картине, которую Борис только что закончил — часть ее натурных съемок осуществлялась на далеком Юге.

Обязанности второго ассистента те же, что и у рассыльного, — принести кофе режиссеру, стулья для визитеров, постучать в дверь комнаты для переодевания актеров, когда камера готова к съемкам, и, конечно, несметное число прочих поручений. Качества, присущие идеальному «второму», как его называли, были следующими: первое, способность предвидеть требования или нужды членов кампании; и, второе, заботиться о них, не дожидаясь, когда об этом попросят, и делать это быстро и жизнерадостно, хотя и не столь жизнерадостно, чтобы показаться навязчивым. Нет нужды говорить, что идеальный второй гораздо реже попадается, чем хороший режиссер или актер. Поэтому, когда Гровер Морс проявил исключительный талант в этой наиболее требовательной и невознаграждаемой деятельности, Борис предложил ему вернуться на побережье вместе с кампанией и заверил его, что ему обеспечено прибыльное будущее в индустрии фильмов. Гровер не нуждался в уговорах, чего нельзя было сказать о его слепо любящей матери. Из-за того, что он был ее единственным ребенком и никогда до семнадцати лет не выезжал за пределы родного штата, она была по понятным причинам полна тревог за его отъезд в Голливуд, печально известную своими грехопадениями столицу мира. Борис, конечно, по возможности дал ей бесчисленное количество заверений, в частности в том, что ее сын позвонит ей, как только приедет. Так случилось, что прибыли они в воскресный полдень, и так как Борис назначил встречу с Лессом Хэррисоном, они отправились из аэропорта прямо в его мансарду Малибу, где, по случаю, была в самом разгаре вечеринка. Борис немедленно напомнил Гроверу, чтобы тот позвонил матери.