Снимаем порно - [38]

Шрифт
Интервал

Тони обдумал это.

— Хм-м. Только, если бы она делала что-нибудь другое, а не сосала член. Не могу представить себе Арабеллу, сосущую член.

— Не можешь, а? Но предполагается, что у тебя есть воображение. — Он наклонился, подобрал пижамные штанишки. — И где, черт возьми, их следует разорвать?

— Прямо сверху.

Он взялся обеими руками за верх, там где были завязки, и потянул.

— Боже, они никак не рвутся — вот обида.

Тони протянул руку за ними.

— Дай мне попробовать… хм-м, ты прав.

— Подожди минутку, они разорвутся в конце разреза. — Борис взял штанишки назад и слегка разорвал их по ширинке. — Это тоже будет чудесный кадр, когда все произойдет — крупным планом, как они рвутся, постепенно обнажая ее юный бутончик.

— Юный бутончик? Как ты собираешься сделать его юным?

— Хм-м. Нам придется привести его в порядок. — Он кивнул в сторону ассистента Дю Кувьера. — Эй, гример! Принесите-ка свои ножницы!

— Потрясающе.

Борис переменил предметы одежды и расположил их по своему вдохновению — пока Тони клонился вперед, чтобы вглядеться в то, что делали Сид и Иветт, или скорее, чтобы увидеть голову Иветт и член Сида. Она подняла на него глаза, не останавливаясь, что создало довольно странный эффект пятилетнего ребенка, смотрящего вверх широко открытыми пытливыми глазками, держа во рту эскимо, в то время как нависнув над ней в стиле хирурга из фильма ужасов, ассистент гримера искусно и избирательно уменьшал ее пушок.

Тони протянул руку и дотронулся до ее головы, улыбаясь.

— Послушай, приходи ко мне, когда будет перерыв, я хочу поговорить с тобой о твоей роли.

Сид прервал их маленький тет-а-тет грубым криком:

— Ты уберешься отсюда, к чертовой матери! Я только что настроился на хорошее отвердение!

Тони подмигнул Иветт, отворачиваясь, и вполголоса пропел с придыханием:

— Ты создана для кино.

Борис, стоя на коленях и поглощенный деталями расположения разорванных пижамных штанишек, наконец встал, по-прежнему глядя на них, положив руки на бедра.

— Нам надо будет подойти совсем близко, — сказал он вполголоса, — очень близко… или в этом не будет смысла… мы должны дать возможность увидеть волокна, волокна и нитки, прямо в том месте, где они разорвались… — И он повернулся, идя к камере. Тони следовал за ним — но вскоре они остановились от крика сзади:

— Эй, вы, парни, — полюбуйтесь на него! Какая громадина, а? — И они повернулись, чтобы увидеть красующегося Сида, выставившего себя напоказ — совершенно серьезная эрекция, которую он представлял в самом выгодном свете. — Как насчет этого, а? Хотелось бы посмотреть, что вы, ребята, смогли бы противопоставить этой сверхмощной фугасной бомбе!

Борис, думая о другом, едва бросил взгляд в ответ на весь этот шум.

— Это великолепно, Сид, — сказал он без особого энтузиазма. Затем, остановившись и более серьезно оглянувшись на Иветт, он медленным речитативом закричал:

— Не давай ему кончить! Не сейчас! — И для большей уверенности повторил это по-французски. Затем они с Тони продолжили свою прогулку к камере. — Я думаю, что это может быть фантастической сценой, Тони, — сказал он настолько серьезно, что это прозвучало почти мрачно. Позади них Сид все еще вопил:

— Эй, вы, мужики, Иветт говорит, что он безупречен! «Parfait», — лопочет она! Ты слышишь это, Тони? «Parfait», черт возьми!

Кадр, предшествующий нынешнему, должен был запечатлеть снимаемые и падающие на пол пижамные штанишки, смятые и порванные. Камера, задержавшись на этом пикантном образе, даст панораму и перейдет на крупный план там, где дядя пытается силой осуществить проникновение.

— О'кей, Сид, — сказал Борис, — примости его на самый край ее гнездышка, как будто ты пытаешься втолкнуть его, а он не идет… так, верно. Как там, Лас?

— Он весь мокрый — видно много блестящих мест… он все еще мокрый после ее рта.

— О, Боже, — сказал Борис, затем закричал Сиду. — О'кей, Сид, вытри его.

— А?

— Твой член — ему еще не следует быть мокрым, черт возьми. — Борис повернулся к ассистенту Дю Кувьера. — Гример, салфетки, пожалуйста. — И юный чудак бросился вперед с пригоршней салфеток.

— Я позабочусь об этом, Кутила, — зарычал Сид, вырывая салфетки у него из рук, когда тот предложил личную помощь.

— Теперь все в порядке, — сказал Борис, когда съемка опять началась, — продолжай нажимать, Сид, пытаясь проникнуть туда. Как это, Лас?

— Великолепно.

— О'кей, сосредоточиться на этом. Продолжай, Сид, мы снимаем, Иветт, держи ноги внизу, внизу, внизу… постарайся держать их вместе… помни, что ты милая девушка, ты девственница, ты не знаешь, что происходит… тебе не нравится его присутствие между твоими ногами… о'кей, Сид, теперь медленно посмотри, войдет ли он… попытайся и в самом деле ввести его…

Чтобы не допустить слишком быстрого полного проникновения, не только было тщательным образом насухо вытерто махровой тканью влагалище Иветт, но его также обильно промыли сильным раствором квасцов — обладающих известным эффектом резкого всасывания или сморщивания, и которые сейчас подтвердили свои качества самым значительным образом, когда Сид с неподдельным рвением прилагал массу усилий, чтобы втолкнуть его.

— Боже, — воззвал он через плечо, — я слышал об узеньких щелочках, но это что-то невероятное!


Еще от автора Терри Сазерн
Кэнди

Когда роман был опубликован, сначала в Париже, затем в Америке и, наконец, в Англии, где какое-то время находился под запретом, он сразу же привлек к себе внимание международной прессы. Встреченная в штыки официальными критиками за ее скандальное содержание, книга немедленно продалась огромными тиражами, в буквальном смысле ошеломив читателей и завоевав Сазерну репутацию, которая, по словам одного из журналистов, «никогда не умрет». «Кэнди» — сатирическая пародия на «Кандида» Вольтера, повествующая о похождениях очередной американской Лолиты, «до невозможности сладкой» и со «слишком большим сердцем, чтобы унижать мужчин», сексапильной Кэнди Крисчиан.


Чудо-христианин

Гай Гранд был мультимиллионером с весьма специфическим предназначением. Вся его жизнь была посвящена тому, чтобы убедить окружающих: все мужчины и женщины одинаковы в своей развращенности и пороках. Ему повезло — он смог доказать, что нет ничего более шокирующего и унизительного, чем то, что человек может сделать за деньги.


Грустное кино

Знаменитый режиссер Царь Борис, лауреат премии «Оскар», задался целью снять по-настоящему хороший порнофильм, с красивыми актерами, шикарными костюмами, классным освещением и сильным сюжетом. К нему присоединяются продюсер-авантюрист Сид Крассман, известный писатель и сценарист Тони Сандерс, а также Анджела Стерлинг, секс-символ киноэкрана, суперзвезда, которая мечтает сняться в серьезном фильме у талантливого режиссера. Расположившись в Лихтенштейне и накачавшись инъекциями витамина В12, съемочная группа приступает к работе над фильмом «Лики любви».«Грустное кино» – веселый, полный дикой эротики и убийственной сатиры на Голливуд роман скандально известного американского писателя Терри Саутерна.КНИГА ПРЕДНАЗНАЧЕНА ДЛЯ ЧИТАТЕЛЕЙ НЕ МОЛОЖЕ 18 ЛЕТ!


Блистательный и утонченный

Терри Сазерн — «самый хипповый парень на планете», как писала о нем New York Times, один из лучших сатирических писателей «Разбитого Поколения». Его можно с уверенностью назвать Мистер Глум. Его тонкая ирония, красной нитью проходящая через все произведения, относится к повседневности, к обычным вещам, как покажется на первый взгляд, незаслуживающим внимания.В романе «Блистательный и утонченный» — «невероятно забавном комментарии к темной стороне национальной жизни» — автор ставит преуспевающего доктора, всемирно известного дерматолога Фредерика Эйхнера в казусные, нелепые ситуации, проводит его через цепь непонятных событий: его путают со знаменитым гангстером и потому покушаются на его жизнь, его преследует маньяк-гомосексуалист, а нанятый им частный детектив устраивает для него вечеринку с гашишем…


Рекомендуем почитать
Доизвинялся

Приносить извинения – это великое искусство!А талант к нему – увы – большая редкость!Гениальность в области принесения извинений даст вам все – престижную работу и высокий оклад, почет и славу, обожание девушек и блестящую карьеру. Почему?Да потому что в нашу до отвращения политкорректную эпоху извинение стало политикой! Немцы каются перед евреями, а австралийцы – перед аборигенами.Британцы приносят извинения индусам, а американцы… ну, тут список можно продолжать до бесконечности.Время делать деньги на духовном очищении, господа!


Единственная и неповторимая

Гилад Ацмон, саксофонист и автор пламенных политических статей, радикальный современный философ и писатель, родился и вырос в Израиле, живет и работает в Лондоне. Себя называет палестинцем, говорящим на иврите. Любимое занятие — разоблачать мифы современности. В настоящем романе-гротеске речь идет о якобы неуязвимой израильской разведке и неизбывном желании израильтян чувствовать себя преследуемыми жертвами. Ацмон делает с мифом о Мосаде то, что Пелевин сделал с советской космонавтикой в повести «Омон Ра», а карикатуры на деятелей израильской истории — от Давида Бен Гуриона до Ариэля Шарона — могут составить достойную конкуренцию графу Хрущеву и Сталину из «Голубого сала» Владимира Сорокина.


Эротический потенциал моей жены

Коллекции бывают разные. Собирают старинные монеты, картины импрессионистов, пробки от шампанского, яйца Фаберже. Гектор, герой прелестного остроумного романа Давида Фонкиноса, молодого французского писателя, стремительно набирающего популярность, болен хроническим коллекционитом. Он собирал марки, картинки с изображением кораблей, запонки, термометры, заячьи ланки, этикетки от сыров, хорватские поговорки. Чтобы остановить распространение инфекции, он даже пытался покончить жизнь самоубийством. И когда Гектор уже решил, что наконец излечился, то обнаружил, что вновь коллекционирует и предмет означенной коллекции – его юная жена.


Медсестра

Николай Степанченко.


Голубь и Мальчик

«Да или нет?» — всего три слова стояло в записке, привязанной к ноге упавшего на балкон почтового голубя, но цепочка событий, потянувшаяся за этим эпизодом, развернулась в обжигающую историю любви, пронесенной через два поколения. «Голубь и Мальчик» — новая встреча русских читателей с творчеством замечательного израильского писателя Меира Шалева, уже знакомого им по романам «В доме своем в пустыне…», «Русский роман», «Эсав».


Персидские новеллы и другие рассказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Любовь в Буэнос-Айресе

Мануэль Пуиг создает мозаичную картину латиноамериканской современности в виде тонко стилизованного коллажа из стереотипов популярной словесности — песенок в жанре танго, мелодраматических кинороманов, литературной и кинематографической фантастики, бытовых радиопьес, модных и женских журналов, образцов рекламы, что сближает его повествовательную технику с принципами поп-арта. Обо всём этом и не только в книге «Любовь в Буэнос-Айресе».