Снежинка - [64]

я говорила: «Смотри, это мама».

— Как мило!

— У папы много лет был Альцгеймер. В конце концов он перестал быть собой. Я ужасно боюсь, что кончу так же. Что потеряю память. Потеряю разум. Но даже если это случится, по крайней мере, кто-то сможет открыть этот шкаф и показать мне вещи, которые я люблю, показать, кем я когда-то была.

Я энергично кивнула, не зная, что еще сделать или сказать.

* * *

— По-моему, со снежинками у вас с Билли должно что-то получиться, — сказала Одри. — Не бойся узнать о них побольше. Общий интерес очень полезен.

Одуванчик

Ксанта сказала, что мы слишком много переписываемся. Она бы предпочла поговорить очно. Квартиру она оставила незапертой. Я постучала в открытую дверь и протиснулась в узкий коридор. Пришлось перелезть через ее велик, словно через ногу долговязого вышибалы, не желающего меня впускать. Комнатные растения, которые она купила перед Рождеством, пожухли. Из кухни тянуло странным запахом.

Она сидела на кровати, закутавшись в желтую простыню из египетского хлопка, ниспадающую складками, будто платье с церемонии «Оскар». Эту простыню любимого цвета китайских императоров Ксанта заказала, когда мы сидели на лекции по Вирджинии Вулф. На подбородке у Ксанты виднелся прыщ, волосы были грязные. Я впервые увидела ее с растрепанной челкой.

— Привет, — сказала я и уселась на край кровати. — Орла до сих пор в Клэре?

— Она не вернется.

— Ясно... Почему?

— Она бросила учебу.

— Ясно...

— Да, оказывается, ей тут было довольно хреново. Она ненавидела колледж. Ей было сложно завести друзей.

— Мне как-то совестно... — промямлила я.

— Что бы ты сделала по-другому? — фыркнула Ксанта.

— Наверное, ничего.

На полу стояли тарелки с хлопьями — гречневыми с миндальным молоком. Это единственный вид хлопьев, который Ксанта себе позволяла. Одна тарелка была перевернута. Бежевая жижа выплеснулась и засохла на ковре.

— Как...

— Мы расстались на прошлой неделе.

— Мне очень жаль.

— Я сказала ему, что еще не разлюбила Гриффа, и в этом есть как минимум доля правды. А для Гриффа я никогда не буду достаточно хороша, если не отращу яйца и третью ногу^.

— По-моему, все устроено немного по-другому. — Я заметила на экране ее ноутбука застывших в объятии Лорелай и Рори. — На каком ты сезоне? — спрашиваю я.

— На том, когда до меня дошло, что они самовлюбленные суки. Обе.

— Ясно, — выдохнула я.

— Мама мне не звонит, — сообщила она. — Я всегда звоню ей сама. Поэтому я перестала звонить, чтобы проверить, заметит она это или нет. Мы не разговаривали уже полторы недели. Ни звоночка. Она даже ни разу не написала, чтобы поинтересоваться, жива ли я вообще.

— Наверняка она просто занята.

— А папа... он вообще никогда мне не звонит. Наверное, он позвонил бы, только если бы стряслось что-то ужасное. Даже не знаю, о чем мы с ним стали бы говорить. Вышло бы жутко неловко.

— Мне кажется, у нас с Билли получилось бы точно так же.

— Это не то же самое. Мы с папой вообще не общаемся, если не считать ежемесячных переводов с его банковского счета на мой.

— Наверняка ты преувеличиваешь, — попыталась возразить я.

— На прошлой неделе я набила себе тату. Хотелось рисунок со смыслом. — Ксанта повернулась спиной и, откинув волосы в сторону, показала перевернутый одуванчик — стебель рос из затылка и загибался к левому плечу. — Помнишь, ты рассказывала, как прибегала в трейлер и платила Билли одуванчиками за сказки на ночь? — спросила она, снова повернувшись ко мне. — Смотри, у меня на плече улетающие семена.

Я разглядывала черные крапинки, испещрившие ее плечо.

— Круто.

— Это как бы снежинки.

— Слушай, на самом деле я не считаю тебя снежинкой, — сказала я.

— А как тебе сама татуха? Только честно.

— Замечательно.

— Не умеешь ты врать, — заметила Ксанта.

— Просто меня немного напрягает причина, по которой ты ее набила.

— Я не собираюсь опять это обсуждать. Я сделала тату не потому, что мне нравится Билли. Просто... не всем повезло вырасти под крылышком волшебного дяди, который играет с тобой и рассказывает сказки, ясно?

— Да, но, по-твоему^, нормально, что ты набила татуировку, символизирующую мое детство?

— Дебби, одуванчики тебе не принадлежат. Спустись на землю. Мир не крутится вокруг тебя.

— Я так никогда и не считала!

— Правда? Да ты даже в мои отношения с бывшим влезла!

— Пошла ты в жопу, Ксанта! — Я встала с кровати. — Меня все это заколебало.

Уходя, я споткнулась о велик.

— И велосипед твой гребаный — в жопу!!! — крикнула я и хлопнула дверью.

Глория

Чем дольше я отмывала ванную Одри Кин, тем больший простор для уборки там обнаруживался. Я прошлась зубной щеткой по верхнему краю плинтуса. Из старомодных колонок играло радио — у Одри они стояли по всему дому. Жаль, что у нас таких нет. Я всегда стесняюсь выйти из кухни, когда там включено радио. Мне неловко, что оно будет говорить в пустом помещении. А еще я боюсь что-нибудь пропустить — вдруг там скажут что-то интересное или начнут перемывать мне косточки, пока я не слышу?

Передавали «Диски необитаемого острова». Наверное, в подкасте. Билли уверяет, что Би-би-си в здешних краях не ловится, если вы не из протестантов и не способны мысленно подключаться к радиоволнам. Я улыбнулась, услышав голос Кирсти Янг. Она дядина идеальная женщина, ради которой он и снизошел до прослушивания Би-би-си на ноутбуке. Он посчитал, что раз уж шотландцы внедрились на Би-би-си, то и нам нечего отставать. Я застукала его, когда он угорал от хохота, слушая Шеймаса Хини, Билли зашикал на меня и согнулся от смеха, вообразив, как Шеймас Хини топает по своему необитаемому острову в желтых мартенсах.