Снежинка - [54]

— Она кому хочешь мозги заморочит.

— По-моему, она рассуждает очень разумно.

— Ты просто с ней не жила.

* * *

Стоило открыть дверь трейлера, как нашим взглядам предстал Билли, добавлявший пустую банку из-под «хейнекена» к башне из пивных жестянок, которая заменяла ему рождественскую елку.

— Билли...

— Тс-с-с, — сказал он, поднял руку и поставил банку на верхушку башни. Потом повернулся к нам: — Это, должно быть, и есть Санта.

— Здравствуйте, Билли. — Ксанта пожала ему руку. — Приятно познакомиться.

Билли посмотрел на меня:

— А у нее крепкое рукопожатие.

— Не железное, но твердое. И определенно не влажное, — сказала Ксанта.

— О, влажные рукопожатия — Иудины. Никогда им не доверяй.

Улыбка Ксанты дрогнула. Я поняла, что она нервничает. Она обошла жилище Билли, заложив руки за спину, изучая интерьер и притворяясь, что не замечает его взгляда.

— Ксанта, — произнес он. — Я ожидал увидеть блондинку.

— В детстве я была белокурой малюткой.

— Ты тезка инопланетной горной гряды.

— Кажется, вы про землю Ксанфа на Марсе, — предположила она.

— Женщина на Марсе. Благословенная среди мужчин.

— О боже! — взвизгнула она и, встав на колени, заглянула в картонную коробку на дядиной кровати. Я подошла посмотреть, что там. В коробке сидел еж.

— Это Эдвард, — сказал Билли.

— Какой милый!

— Рад, что кто-то так считает. Дебби хотела его убить.

— Неправда.

— Он довольно тяжело дышит, — заметила Ксанта.

— Я знаю. — Билли сел на корточки рядом с ней. — Можно подумать, он смолит по сорок сигарет в день. Он ударился мордой, так что, наверное, в этом все дело.

— Гляньте, какие маленькие ножки!

— Между прочим, ноги у него гораздо длиннее, чем кажется. — Билли показал на линию, где кончались иглы и начинался живот. — У Эдварда очень сильные мышцы. Таскать на спине такую кучу иголок — все равно что носить дорогущее вечернее платье. Когда Эдварду нужно удирать, эти мускулы поднимают платье, и он может свалить очень быстро.

— Да ты просто Дэвид Аттенборо, — заметила я.

— Как вы втиснули сюда пианино? — спросила Ксанта.

— Лучше не спрашивай, — вздохнула я. — Половина клавиш не работает, оно расстроено, и никто не умеет на нем играть.

Ксанта пробежала пальцами по клавишам и стряхнула приставшие к ним клочья пыли.

— Вот эта девочка умеет, — заметил Билли.

— Ой, господи, нет, — ответила она.

— Это видно по осанке. — Билли пихнул меня локтем. Можно подумать, речь опять шла о еже. — Сейчас она сядет пряменько, как струнка.

— Ксанта, мы тебя не заставляем, — предупредила я.

— Я не знаю, что сыграть.

— Сыграй, что хочешь.

— Только не грустное, — сказал Билли.

Я ударила его по руке.

— Сыграй, что хочешь.

Клавиши у пианино грязно-кремовые, цвета пожелтевших от никотина ногтей. Кончики пальцев Ксанты коснулись их, и она, склонив голову, стала наигрывать мелодию.

— Что это? — спросил Билли.

— «Рассвет». Это из саундтрека к «Гордости и предубеждению».

— Того, что с Кирой Найтли? — уточнил Билли.

Ксанта перестала играть.

— Вы поклонник Киры?

— Ну, ей не помешала бы парочка дополнительных сэндвичей с ветчиной.

Ксанта рассмеялась.

— Билли, нельзя говорить про женский вес, — возмутилась я.

Он завел глаза, разыгрывая спектакль для Ксанты.

— Продолжай играть, — сказал он ей. — Ты настоящая Марианна Дэшвуд.

— Ксанта больше похожа на Джейн Фэрфакс, — возразила я.

— Не могу поверить, что вы читаете Остин! — Ксанта снова перестала играть и во все глаза уставилась на Билли.

— Это его новое порочное увлечение, — сообщила я.

— Ничего порочного тут нет, — сказал Билли. — Эта женщина — гений.

Стоило Билли посмотреть на Ксанту, как в его глазах загорелся давным-давно погасший огонек.

Двенадцать пабов

В паб Ксанта пришла в новом джемпере с красноносым оленем Рудольфом, в узкой юбке из черной кожи, тонких колготках и сапогах до колен. Увидев, что она одна, я почувствовала облегчение и разочарование. Я уже настроилась увидеть их вместе.

— Где твой парень? — спросила я.

— Подойдет попозже, — ответила она, устраиваясь в закутке рядом со мной.

— Что будешь пить? — спросил Билли.

— Пожалуй, «хейнекен».

— Вот это я понимаю, — обрадовался Билли. — Ширли! Принеси-ка нам еще кружку, как будет минутка.

Мы готовились к долгой ночи. У нас в деревне вечеринка уродливых свитеров проходит в Стефанову ночь и знаменуется сбором пожертвований на нужды местного клуба Гэльской атлетической ассоциации. Все называют ее «Двенадцать пабов».

— А вы в двенадцати пабах участвуете? — спросила Ксанта.

— Господи, вот еще, — ответил Билли. — Нагрузка великовата.

Паб Ширли стоит на островке земли там, где дорога разделяется на две. Кто-то из местных заложил традицию после каждой кружки обегать вокруг паба, причем каждый крут считается за новый паб. Одолеть двенадцать кругов способны только самые стойкие, но к обычаю тут относятся со всей серьезностью.

— Я, может быть, пробегу пару крутов для смеха, — сказала я. — Вообще-то это весело, пока детей не отправляют по домам. Они носятся какуторелые.

— Балдеют от газировки, — сказал Билли.

— Во сколько начало?

Билли обернулся и рявкнул в сторону барной стойки:

— Ширли, во сколько марафон?

Ширли подошла к нам и поставила кружку Ксанты рядом с Билли.