Снег в июле - [97]

— Нет, не беру. — Нина смотрела прямо перед собой.

— Вот видишь, Игорь Николаевич. У нас тут не оперативка, не совещание, и рангов никаких нет — сейчас мы тут все равны, просто собрались люди, причастные к строительству сего корпуса, номер четырнадцать. Вообще говоря, его бы тринадцатым назвать — тогда все было бы понятно… Ответь, пожалуйста, она тут утверждала, что через несколько дней сюда нагонят рабочих и в спешке схалтурят отделочные работы, а потом жильцы будут клясть нас недобрыми словами. Я правильно изложил ваши обвинения, Нина Петровна?

— Да, правильно. — Нина все так же смотрела прямо перед собой.

— Так вот, Игорь Николаевич, так это или не так? Ответь, пожалуйста.

Важин пристально посмотрел на Нину.

— Нина Петровна сказала правильно.

— Правильно? — лицо Незнамова стало серьезным. — Я этого не знал. Выходит, тогда и обвинения против нас правильны?

Важин побарабанил пальцами по столу.

— Скажите, Нина Петровна, я обычно держу свое слово? — вдруг спросил он.

— Не понимаю, к чему этот вопрос?

— Пожалуйста, ответьте, это важно.

— Ну, предположим.

Важин осмотрелся.

— У заказчика я спрашивать не буду. Он всегда со мной соглашается. Но Семен Владимирович (доктор сидел рядом с Алексеем в углу) лицо, так сказать, нейтральное. Вы можете подтвердить, что я держу слово?

— Да, всегда.

— А, вот еще бригадир, с которым я два года работал… Кусачкин, ты можешь подтвердить?

Алексей привстал:

— Могу. Письменно нужно?

— Нет, достаточно устно… Так вот, в присутствии всех даю слово: тут на корпусе номер четырнадцать спешки, халтуры не будет. Сколько вам нужно, Нина Петровна, чтобы закончить отделку?

Нина впервые посмотрела на него.

— Месяц, — с вызовом произнесла она.

— Месяц, наверное, многовато, — мягко произнес Важин. — Вот по вашему расчету, — Важин обернулся и показал на график, приколотый к стене, — двадцать дней.

— Месяц, — резко повторила Нина. — Сейчас пять дней уйдет, чтобы бригады, которые сорваны отсюда, вернулись и вошли в колею.

— Хорошо. Вы получите месяц.

«Ерунду какую порет Важин», — Кононов пожал плечами. И вообще ему тут нечего делать. Он, начальник отдела, который официально оформляет приемку корпусов, не может участвовать в этом споре.

— Я не могу согласиться с вами, Игорь Николаевич, — веско сказал Кононов. — Строители взяли семь дней. В этот срок они должны уложиться.

Важин усмехнулся:

— Вот как! Но перед тем как приехать сюда, я звонил Михаилу Александровичу, вашему начальнику, Кононов. Договорился, что заселение этого дома задержится. Теперь у вас есть возражения, замечания?

— Ну, если… — «С этим Важиным спорить нельзя…»

— Вы довольны, Нина Петровна? — спросил Важин. Сейчас и ее можно было поставить на место. — Это второе, что я хотел вам сказать, когда вошел сюда.

— Да, довольна. — Она слегка улыбнулась. Что и говорить, Важин пробивной человек и смелый. Только почему молчит Самотаскин? Она украдкой посмотрела на него.

Подул сильный ветер, хлопнули створки окна. Алешка вскочил и начал их закрывать.

— Не нужно, Алексей. — Незнамов обернулся, задумчиво посмотрел в окно. — Будет дождь.

Алешка подсунул под створки деревянные клинышки, которыми, видно, тут постоянно пользовались.

— Спасибо… Вот еще, Игорь Николаевич, вам предстоит ответить и Алексею. Он тут говорил, и вроде правильно. Вы и заказчик нарушили правила приемки домов.

— Правила? Ну что ж, наверное, придется ответить. Тем более что у нас уже был сегодня разговор, — Важин вопросительно посмотрел на Алексея.

— Был разговор, Игорь Николаевич, это точно. Но вроде каждый остался при своем.

Важин презрительно сжал губы.

— Правила, конечно, нужны. Но если не смотреть в суть вещей, а упорно и тупо выполнять правила, можно погубить дело. Что нужно: соблюдение правил, различных ограничений, которые сегодня действуют, а завтра, быть может, как это часто бывает, скажут, что они вредны, или нужно дело? Я давно уже, Борис Борисович, думаю над этим. Давно пора кончать демагогию! Есть только одна «лакмусовая бумажка», при помощи которой должна определяться правомерность действий руководителей — райисполкома, или треста, или мастерской — «всё для дела, ничего лично для себя». Во имя дела можно нарушать любые ограничения, правила. Для себя лично — не сметь ничего! — Важин встал. Слова его прозвучали веско и убедительно.

— Значит, приемка корпуса нужна была для дела? — спросил врач.

— Да, она нужна была для района. Нужно было выполнить план. — Важин вышел из-за стола. — Будем кончать?

— Приемка корпуса не нужна району, — вдруг тихо сказал Самотаскин.

— Что-что? — насмешливо переспросил Важин.

— Район — это люди, живущие и работающие тут. Ни для кого — рабочего, служащего, новосела — ненужно было принимать в эксплуатацию незаконченный дом. И строителям это не нужно. Я ведь подписал письмо-отказ от государственной комиссии. Приемка корпуса номер четырнадцать нужна лично вам… рапортовать о выполнении плана.

В комнате стало тихо.

— А собственно говоря, кто вы такой? — Важин уже пришел в себя от неожиданности. — Какое вы имеете право отказываться от государственной комиссии?

— Я пока еще управляющий трестом.