Снег в июле - [76]

— Вы договаривались о встрече?

Пичужка какая, а как холодно разговаривает! Ну да — школа Важина… Нет, он не договаривался, но Важин нужен ему по срочному делу.

— Может, вы зайдете к другому заместителю? Игорь Николаевич сейчас занят.

Самая что ни на есть пичужка, а, гляди, тоже к заместителям направляет. Странная робость проходит. Он довольно развязно говорит, что если секретарю так трудно подняться со стула и доложить, то он сам о себе доложит.

— Совсем это мне не трудно.

По тому, как пичужка осматривает себя, перед тем как идти в кабинет, он злорадно думает, что она тоже робеет. Он ждет минут десять. Что они там делают, в кабинете?

Наконец она появляется. Молча проходит к своему столу, садится, расправляя платье.

— Можете зайти.

Алексея не было, когда отделывали этот кабинет, перевели на другую стройку.

«Здорово сделали! — Он с интересом рассматривал деревянные панели, на минуту забыв о цели своего прихода. — Просто здорово!»

— Ну что, рассмотрел уже? — далеко у окна письменный стол, за столом Важин. Алексей молча подходит.

— Садись!

Алексей садится.

— Ну что скажешь? — Важин насмешливо улыбается.

Черт его знает, как ловко он все мог выложить, когда шел сюда, сейчас выветрилось из головы. Но суть дела он все равно скажет: Важин вчера незаконно на всех нажал, незаконченный дом приняли. Важин сейчас представляет народную власть, он не имеет права так поступать…

— Это все?

Он, Алексей, мог бы многое еще добавить, но и этого достаточно.

Важин все так же насмешливо смотрит, словно ждет, что еще Алешка учудит. Потом улыбка исчезает. Алексей впервые видит на лице Важина усталость.

— Хорошо, тогда слушай. Только времени у меня совсем в обрез. Слушай внимательно, повторять не буду. — Важин вынимает листок из папки. — Больница номер шестьдесят девять, три корпуса. Два ввели в эксплуатацию в начале прошлого года, третий корпус, детский, застрял. Полтора года не могли закончить. Сейчас закончили за три недели. Уже приняли больных детей… Прачечная-автомат, полгода не могли пустить оборудование, прачечная не работала. Обратился к министру, приехала бригада с завода. Прачечная работает. Можешь пойти посмотреть… Жара, люди хотят попить квасу. Завод может прислать цистерны с квасом в любом количестве, не хватает воды для мытья стаканов. Неделя — сделаны подводки водопровода, квас на каждом шагу…

Важин смотрит в листок:

— Магазины продуктовые номер сто двадцать один, номер сто двадцать восемь — задерживалось окончание ремонта, Три месяца задерживалось. Магазины работают!.. Дом двенадцатиэтажный на улице Видной, номер восемь, полгода не заселялся, нужно через шоссе провести канализацию. Не давали разрешение на раскопку. Поехал в Главподземстрой, там мой друг заместителем начальника — продавили под шоссе трубу и за декаду проложили канализацию… Овощехранилище плохо строили, осень на носу, район мог остаться без овощей. Поезжай посмотри, триста человек работают… Вот так, мой милый, вот так! Это все и еще многое другое я сделал за три недели. Это тебе ясно? Ясно, я спрашиваю?.. Молчишь. Вот, пожалуйста, тебе второй листок, третий, четвертый. — Важин положил перед Алешкой листки. — Читай сам…

Важин встал и подошел к окну, привычно заглянув в него. Не оборачиваясь, стоя спиной к Алексею, холодно сказал:

— Вообще говоря, не знаю, почему веду этот разговор… Принял вас, думал услышать что-то путное, а вы, любезный, политграмоту мне читаете.

— Я о доме номер четырнадцать…

Важин обернулся, быстро прошел к маленькому столику, сел напротив Алексея, дружески улыбнулся:

— Да, дом номер четырнадцать не был готов. По закону нельзя было принимать. Нажал на всех, дом приняли. Неправильно я поступил? Может быть. Но скажи, пожалуйста, могу я, работая для района день и ночь, подумать и о себе?.. Нужно было выполнить план, обязательно выполнить!.. Понимаешь, уже все забыли, что я работаю в райисполкоме всего три недели, не учитывается и то, что сделал я за это время по своей инициативе. Судить обо мне будут только по цифрам, выполнению плана, по количеству сданных квадратных метров…

Очень это сильная вещь, когда человек не виляет, говорит прямо, хотя, быть может, ему это невыгодно. Невольно начинаешь симпатизировать такому человеку. Когда Алексей уходил, он больше понимал Важина.

— И еще я тебе скажу, Кусачкин, — напутствовал его Важин. — По старой памяти скажу, ведь мы как-никак вместе работали: возвращайся ты на свою стройку. Все эти дела не твоего ума, будешь все время тыкаться лбом в глухую стенку.

…Алексей снова идет по бульвару. Так же, без всякой совести, палит солнце, даже птицы попрятались. Но город живет: бегут по мостовой машины, на тротуарах полно людей. Люди все могут выдержать. Все ли? Он снова возвращается к мысли о корпусе № 14. Круг замкнулся, те, кто мог аннулировать приемку дома — Мирон, Важин, даже начальник главка, не захотели этого сделать. Дом, в котором не закончена отделка, нет воды, не пущен лифт, — официально принят.

Алексей вдруг мысленно увидел счетные машины, ленты и бесконечные ряды цифр… Числа становятся в очередь. Вот и его число — 10 000 — тихонько, скромненько стало в ряд. Пока оно еще не обезличено: так и написано: «Улица Зеленая, корпус № 14…» Но нажали кнопку, лента двинулась медленно, потом быстрее… И нет уже улицы, нет номера дома, нет даже цифры 10 000. По району — столько-то, по городу… по республике… Пошли 10 000 квадратных метров корпуса № 14 гулять по сводкам. И никто сейчас уже не знает, никого не интересует номер дома, улицы… Сводка!