Снег в июле - [7]

День мой рабочий кончился. Вспомнил я, что за весь этот суматошный день ничего не ел… Куда? Ноги сами повернули в «Голубой залив». Привык я, уважаемый, к «Заливу», а то, что сел у окна, напротив своей бывшей стройки, случайно получилось — все столики заняты. Заказал у официантки Генриетты (маленькая такая, зубы все золотые) шашлык и пиво. Жду. А на стройке моей бывшей, напротив, бетон, видно, пошел, машина за машиной подъезжает к котловану.

Только я принялся за шашлык, входит бригадир — и сразу ко мне.

— Ты почему, Алексей Васильевич, не приходил? Ждали тебя.

— Ждали?

— Разбивку анкеров для колонн нужно сделать.

— А я при чем?

— Так как же… прораб ты.

Рассердился я. Вроде ушел со стройки. Нет, не дает она мне жить спокойно, щупальца свои протягивает. Начал кричать.

А бригадир только улыбается.

— Откричался? — спрашивает.

— Откричался.

— Вот и хорошо. Кончишь этот свой шашлык, заходи. А то пропустим анкера, что потом делать будем.

Записки я пишу, не сводку о монтаже. В сводке иногда и приврать можно, потом нагоним. Записки — дело совести. Поэтому честно вам скажу, уважаемый, не пошел я на стройку. Доел шашлык и поехал домой. Рассказывал ли, что человек я холостой? Сейчас проверю… Ну да, в самом начале представился. Может, кто поинтересуется: почему? Есть причина. Не буду подробно говорить, дело в Кругликовой Нине Петровне. Пришла она к нам на стройку мастером — это еще когда Самотаскин старшим был — проработала у нас год и ушла. Только вот забыть ее не могу…

Привел я себя в порядок и за… думаете — телевизор? Э, нет! За книгу взялся, классиков одолеть обещал ей.

Было это на ночной смене. Стоим мы на перекрытии, а она все на луну смотрит.

— Не кажется ли тебе, Алешка, что луна за нами подглядывает?

— Нет, — отвечаю, — не кажется. А вот нужно, товарищ мастер, о растворе побеспокоиться.

Нина как посмотрела на меня! Вот честное слово, уважаемый, до сих пор забыть не могу. Только махнула рукой: «Эх, Алешка!» — и ушла в прорабскую.

Поработал я. Мы с напарником Мишкой тогда блоки устанавливали.

— Ты чего, — говорит он мне, — все на небо смотришь? Так и вниз полететь можно.

— Посмотри, Миша, на луну.

— Смотрю.

— Как она? Подглядывает за нами?

Мишка только плечами пожал:

— Спокойная.

Когда через час Нина Петровна снова пришла на монтаж, я сказал ей:

— Напрасно, товарищ мастер, обиделись на меня. Вон Миша Стронин в вузе заочном учится, тоже на луну смотрел, не подглядывает она.

Нина Петровна помолчала, ну, минуту, не меньше!

— Алешка! Я от вас скоро ухожу. Знаешь?

— Знаю.

— Хороший ты парень, только культуры маловато. Если я тебя о чем-то попрошу, выполнишь?

— Обязательно, Нина Петровна. Стыки блоков хорошо заполнять…

— Нет, Алешка, не то. Ты что по вечерам делаешь?

Понравился мне вопрос: интересуется, значит, мною. Объяснил: в кино хожу, телевизор смотрю… Она все на меня смотрит. Ну, говорю, бывает и другое, не без этого…

Рассмеялась. Потом снова серьезно:

— А книги, Алешка?…

— Врать не хочу.

— Обещай вечером книги читать — классиков. Очень прошу тебя, Алешка.

Не видели вы, уважаемый, Нину Петровну Кругликову? Нет?.. Жалко. Эх, глаза у нее голубые, большие. Как посмотрит!.. Обещал я. Только попросил ее, так сказать, руководить мною.

Она рассмеялась:

— Нет, свет мой, Алешенька, руководить тобою не буду. Сам читай, когда прочтешь Толстого, Чехова, Алексея Толстого, Куприна, позвони.

Вот так, уважаемый, читаю. Сегодня у меня А. Толстой «Хромой барин». Читали?

Ночью снилась мне стройка. Будто пропустил бригадир эти самые проклятые анкера. Привезли на стройку колонны, монтировать нельзя. И все так ясно, как наяву: прибежал главный инженер наш, за голову схватился, кричит тонким голосом. Бригадир стоит, чуть ли не плачет…

Проснулся, глянул на часы — только пять. Во дворе еще тихо, все спят. И вдруг вскочил с постели, быстро по лестнице вниз. На улицу бегу.

«Куда ты бежишь, Алексей Васильевич?» — на ходу спрашиваю себя.

И словно другой человек во мне сердито отвечает: «Нужно». А ноги на стройку заворачивают.

«Постой, — говорю себе, — при чем тут стройка? Ты ведь там уже не работаешь». «Не лезь не в свое дело».

«Как это не лезь? — возмущаюсь я. — На стройке тебе делать нечего».

Тот, сердитый, во мне молчит, только бегу я все быстрее. Собака какая-то увязалась за мною. Вот уже «Голубой залив» показался, лужа на мостовой, она никогда почему-то не просыхает, ворота стройки. Осторожно вхожу. Тихо, никого нет. Сняли, наверное, третью смену. Бегу к фундаментам: подготовку сделали, уже и сетку арматурную поставили. Значит, утром бетонировать будут, а анкеров нет. Заволновался я очень, к прорабской — дверь на замке. Что делать? Тут вспомнил, что ключ раньше клали мы под нижнюю ступеньку. Просунул руку — есть! Ну что вы думаете? Лежит чертеж на столе, стоит у стола теодолит, и записка приколота: «Алексей Васильевич! Бетонировать начнем в 8 утра. Разбивку сделай до 7.45. Бригадир Волошин В. И.» И все. Никаких просьб, никаких подхалимных обращений. Ведь могли бы написать так: «Уважаемый А. В.! Не оставьте нас в беде, сделайте, пожалуйста, разбивку анкеров. Век будем вам благодарны» — и прочая, и прочая. А тут — «сделай до 7.45».