Снег в июле - [4]

Посмотрел я сначала, как идут работы, потом в прорабскую зашел. Там прораб и нормировщица Маргарита сидят.

— Здравствуйте, Семен Семенович, — говорю.

— Ах, Кусачкин явился! Мое тебе почтение… Прослышали мы, начальством над нами стал.

Я на подначку ноль внимания.

— Там смотрел я у вас качество, — говорю, — стык бетона сделали не по техническим условиям.

— Ай, ай, как нехорошо! — А сам улыбается. — Что же тебе, Алешенька, не понравилось?

— Доску нужно ставить, чтобы стык получался вертикальный, а у вас бетон расплылся на полметра.

— Видишь, Маргарита, сидим мы тут, лопоухие, ничего не видим, а пришли Алексей… как его, все забываю, ага — Васильевич. Верно! Значит, пришли Алексей Васильевич и сразу недостатки заметили.

А Маргарита (знаете вы ее? Крупная такая девица — по перекрытию идет, так плиты, верите, прогибаются) смехом залилась:

— Они, — говорит, — всегда такие, очень примечательные.

И начали они обо мне… Разозлился я, но держусь вежливо.

— Книгу технадзора прошу. Запись хочу сделать.

— Видишь, Маргарита, — прораб сделал вид, что испугался, — тут шутки плохи… Придется его, как Полякова, в «Залив» пригласить.

— Они не пьют, — возразила Маргарита.

— Ну какой инспектор не пьет. Не может этого быть. Пошли, Алешенька!

Если честно говорить, совсем я не против «Голубого залива», тем более время обеденное. Но нельзя — работа!

— Спасибо, — говорю, — Семен Семенович, спешу я. Будьте добры книгу.

— Ты смотри, Маргарита! — Круглов встал. — Обижают они нас, смотрят на нас, прорабов, как на черную кость… Не пойдешь с нами в «Залив», Алешенька, я стык вертикальным делать не стану и книгу не дам.

Так несолоно хлебавши я ушел. Проводили меня прораб и Маргарита до ворот и все так серьезно между собой: какие, мол, сейчас заказчики строгие пошли. Вышел я с площадки, обернулся, а они смеются.

Поехал к Мирону Владимировичу: так, мол, и так, не слушает меня прораб четырнадцатого.

Насупился он.

— Ты что же думаешь, я за тебя работать буду? У меня одних заседаний десяток в день.

— Так как же, — говорю, — Мирон Владимирович, вы как начальство обязаны меня обеспечить.

— Чем обеспечить?! — закричал он.

— Ну, раствором… то есть, извините, это я по прорабской привычке… Чтобы слушались меня…

Тут телефон позвонил, его на одиннадцатое совещание потребовали. Вскочил он, вызвал Полякова, приказал помочь мне и умчался.

— Советовал я тебе, чудачок ты мой?

— Советовали.

— Ты почему не выполняешь мое указание и к начальству жаловаться бегаешь?

— Так как же, товарищ Поляков, извините, не знаю ваше имя-отчество, не слушают они меня.

— Действуй как я тебе приказал! Ясно?

— Яс… но.

Поехал я на вторую стройку — универмаг. Прорабом там совсем молодой паренек, видно, из института. Худенький, в пиджачке и при галстуке. Пошли мы на стройку.

— Это что? — закричал я по совету Полякова.

— Это? — удивился паренек. — Ящик для раствора.

— А это что? — снова закричал я.

— Плита железобетонная номер четыре.

Так ходили мы по перекрытию. Надоело мне страшно. И ему, видно, надоело. Посмотрел он на меня странно, извинился, сказал — к бригаде нужно идти. А какие еще будут вопросы, так чтобы я написал и главному инженеру СУ представил.

Снова я к Мирону Владимировичу. Так, мол, и так, приказал мне Поляков пальцем тыкать куда попало и спрашивать прораба: «Это что?» Спрашивал я на универмаге. Ничего не выходит: то ящик раствора попадается, то плита железобетонная.

Мирон Владимирович аж затрясся весь:

— Ты, Кусачкин, видно, меня до инфаркта довести хочешь! Не ходи больше ко мне.

Потом минут десять, а то и пятнадцать говорил, что работу заказчика никто не понимает, что все думают, мол, легкая это работа, а на самом деле трудная она.

— Иди, — сказал он под конец, — на третью стройку. Если и там не получится, уходи, не подходишь ты нам.

На третьей стройке прорабом старшим Иван Иванович Супонин. Уже в летах, въедливый.

Монтируется девятый этаж крупноблочного дома. Пошел я сразу наверх. Походил, все посмотрел. Вижу — навстречу мне Супонин. Спрашивает:

— Ты что, Кусачкин, в гости ко мне иль комиссия какая?

— Я с сегодняшнего дня, Иван Иванович, заказчиком работаю.

— А, ну да, слыхал я, будто ты сбежал… Так что?

— У вас, Иван Иванович, на лестничной клетке швы толстые — это раз. Потом, на старом растворе, негодном, блоки уложены. Сделайте одолжение, переложите. — Так все вежливо говорю.

А он тоже вежливо:

— Очень, — говорит, — приятно с вами, товарищ Кусачкин, в новой должности познакомиться. Только не пойдете ли вы для начала к кузькиной матери?

— Кроме того, — продолжаю я, — технология у вас неправильная. На восьмом перекрытие сделали, а дверные блоки не поставили. Придется потом их на пузе тащить.

Тут Супонин аж лицом потемнел.

— Мне, — говорит, — целый день с шоферами спорить приходится, к тому же инспектор по кранам только что был, всю душу вытряс. Было сегодня всякого начальства видимо-невидимо, а тут еще ты, беглец паршивый, прискочил. Учить меня собрался?

— Вы напрасно, — говорю, — Иван Иванович, волнуетесь. Мне мой начальник Мирон Владимирович приказал.

Супонин никак успокоиться не может.

— Вон отсюда, паршивец, — кричит, — вместе с твоим Мироном.