Снег в июле - [3]

«Ведь для тебя, Алексей Васильевич, гудки эти закончились. Ты человек свободный». Успокоился немного.

Вдруг внизу телефон зазвонил. Я вскочил, вилку, нож бросил — и вниз… На пятой ступеньке остановился.

«Да что ты, Алексей Васильевич! — говорю себе. — Чего разволновался?»

Ну ладно, доел я наконец тот шашлык. Спускаюсь на первый этаж, смотрю, Василий Иванович обедает. Неприятно мне так стало: бригадир, а трудовую дисциплину нарушает. К нему:

— Ты почему, Василий Иванович, со стройки сбежал? Прохлаждаешься? Только шестнадцать часов сейчас!

Он улыбнулся.

— Вроде, — говорит, — сбежал не я, а кто-то другой. А обедаю сейчас, потому… на разгрузке занят был.

Поговорили. Под конец он:

— Ждем тебя, Алексей Васильевич, через месяц.

— Нет, я насовсем ушел.

Он, как и начальник, посмеивается, спрашивает:

— Год уже прорабом работаешь?

— Работаю. Ну и что?

— Ничего, — говорит. — Ждем, значит.

Я ушел. Чего с бестолковыми людьми спорить.

Небольшой перерыв был. Устал, трудное это дело — записки писать. Наверное, интересует вас, уважаемый, что дальше было: что это за «год прорабский» и почему все смеются, когда я говорю, что увольняюсь? Расскажу, всему свое время. На следующий день утром пошел я на работу устраиваться, к заказчику нашему. Мирон Владимирович уже два раза тихонько меня приглашал. «Ты, — говорит, — Кусачкин, нравишься мне: молодой, по этажам хорошо бегаешь. Мне кадры свои омолаживать нужно, у всех сердце никуда. А у нас, — добавляет, — это только по секрету, главное — ноги и сердце».

Прихожу к нему. Так, мол, и так, Мирон Владимирович, сердце мое и ноги передаю в ваше распоряжение. При случае я пошутить могу, Нина Петровна Кругликова меня этому делу обучала.

Он писал что-то, строгий на вид такой, лысина блестит.

— Вы ко мне, товарищ?

— Ну да, Мирон Владимирович, Кусачкин я, не узнали, что ли?

— Кусачкин?.. Да-да, припоминается.

— Как же «припоминается», Мирон Владимирович? Ведь вы только третьего дня меня к себе переманивали!

Он ручку в сторону отложил.

— Запомните, товарищ Кусачкин, первое: никого никуда я не переманиваю. Ясно?

— Ясно.

— Второе: мне ваши ноги и сердце ни к чему. Мне голова в работнике важна. Го-ло-ва!

— Так как же, Мирон Владимирович! Вы ведь сами говорили, что у вас по этажам бегать нужно.

— Эх, прост ты, Кусачкин! Облапошат тебя прорабы, они знаешь какие ушлые! Подсунут на подпись липовые процентовки.

— Ну что ж, — говорю, — Мирон Владимирович, очень приятно было с вами поговорить… — Встал, иду к двери.

Тут он спохватился. Подскочил ко мне, в кресло усадил и тоже, как мой главный инженер, начал речь держать, какая это важная должность — заказчик. Вроде он, заказчик, от государства к строительству приставлен. И деньги государственные должен беречь, и высокое качество отстаивать.

— Если хочешь знать, Кусачкин, то мы должны даже за правильной технологией следить.

В общем, назначил он меня инженером по технадзору и зарплаты сто сорок рублей выделил. Маловато, конечно. Но работа бумажная, ничего не поделаешь. Пятнадцать домов передал в мое ведение. Тут же Мирон Владимирович кнопку нажал (у него на столе кнопок двенадцать или даже больше вмонтировано. Как я позже узнал, по числу инженеров. На этих кнопках, как на гармошке, он целый день наигрывает).

Быстро пришел Поляков, тот, что у нас от заказчика технадзор вел. К нам он приезжал как высокое начальство. Все покрикивал, а когда акт-процентовку нужно было подписать, куражился. Тут так почтительно:

— Слушаю вас, Мирон Владимирович.

Тот на меня показывает:

— Кусачкина знаешь?

Поляков нахмурился:

— Жаловаться, наверное, прибежал. Он всегда жалуется. Должен прямо вам сказать, Мирон Владимирович, склочник он первой статьи. Гоните его в шею…

Мирон Владимирович засмеялся:

— Кусачкин отныне наш новый сотрудник. Объясни ему, Поляков, все как полагается, и про качество, и про технологию не забудь.

Мы вышли.

— Слушаю ваши объяснения, — говорю я Полякову.

Он рассмеялся:

— Да ты что, Кусачкин! Вот чудак! Какие там объяснения?! Приезжай раз в месяц на стройку и покричи на прораба.

— О чем?

— Пробеги пару этажей. На каждом тык пальцем и грозно так спроси: «Это что?» Запомнил?

— Ясно! А как насчет технологии?

Тут Поляков за бока взялся, смеется. Вот-вот сейчас лопнет.

— Технологии? Послушай, Кусачкин, ты и впрямь, я вижу, простак из простаков. Тебя же любой прораб сразу облапошит. Наше дело — процентовки, а технология — это дело строителей. Только попробуй нос туда сунуть, прищемят сразу.

— Но ведь Мирон Владимирович…

— Нашему Мирону Владимировичу на пенсию пора. Ясно тебе? А сейчас иди, пожалуйста!

— Куда?

Он что-то пробормотал про себя, махнул рукой и ушел.

Побыл я еще немного в этом бюро. Стол мне указали, бумаги пачку дали, три скоросшивателя и проект типового дома для ознакомления. А чего мне знакомиться? Я его, этот домик, наизусть знаю.

Зашел Мирон Владимирович.

— Объяснил тебе Поляков?

— Объяснил.

— Ну тогда поедем. Подкину я тебя на дом номер четырнадцать, с него и начнешь.

Ну что вам сказать, уважаемый? Прибыл я на тот дом. Прорабом старшим там Круглов. Заметил я, фамилия обычно редко подходит к человеку. Был у меня знакомый мастер Страшнов — милый человек, тихий. Муха к нему сядет на чертеж, как раз деталь стыка закрывает, так он, когда ее сгоняет, чуть ли не «извините» говорит. Был прораб по фамилии Беленький, а весь черный: и волосы, и глаза, и лицо темное; был начальник СУ Тишин — этот с утра до вечера кричал. А вот фамилия Круглов к прорабу дома № 14 очень подходит. Лицо у него круглое, словно по циркулю сделано, и живот подходящий — круглый.